Минель Левин - Тайна Орлиной сопки. Повести

— Давайте попробуем. Вот вы любите животных? — осведомился Музаффар-заде.

— По-моему, это необязательно.

— Уступаете в троллейбусе место женщине?

— Смотря по обстоятельствам.

— Как относитесь к ветеранам войны?

— Не люблю пропускать их без очереди.

— Назовите своих друзей.

— А это зачем?

— Человек подобен руде. Он формируется и деформируется при определенной температуре.

— Вы так считаете?

— Да не я, а Горький. Короче говоря, — подытожил следователь, — вы еще только формируетесь, юноша, и, как мне кажется, не совсем в правильном направлении.

Потом был разговор с директором школы:

— А ведь этот парень — циник. Что у него за семья?

— Очень смутно представляю, — признался директор. — Дети растут. Мы в школе учим их всяким наукам основательно, а вырабатываем ли моральную основу?

— Психологи утверждают, — сказал Музаффар-заде, — что нравственная инфантильность в конечном счете приводит к разложению личности.

Вечером его старшая дочь призналась:

— Всем очень понравилась твоя лекция. — Она проходила педагогическую практику в этой школе.

— Поставили галочку? — недовольно спросил Музаффар-заде.

— Да что ты!

— Хорошо, если не так…

Следователь подошел к окну. Черные тени исполосовали стены домов. Прозрачные облака, подсвеченные малиновыми лучами солнца, медленно передвигались по небу.

«Конечно, — думал Музаффар-заде, — работа следователя требует логического мышления. Но хорошо, когда она основана на фактах».

В деле, которое он сейчас расследовал, с фактами пока еще было туговато.

Из Андижана пришел ответ: Росляков Дмитрий Иванович в городе не прописан. Тогда майор Леднев запросил адресно-справочное бюро, где имелась картотека с незаменимым источником информации — листками прописки. Вскоре он уже знал, что в Душанбе и районах республиканского подчинения проживает столько-то Росляковых, в том числе пять Дмитриев Ивановичей. К Ледневу стали стекаться сведения об этих людях. Того, кто его интересовал, среди них тоже не было.

Позвонил капитан Бабаев. Ему удалось установить, что Митька Тля добрался рейсовым автобусом до Нурека. Там его след терялся.

Леднев взглянул на часы:

— Кадырову вручили повестку? Что-то он задерживается.

Женщина требовала немедленного свидания:

— Я по делу убийства.

Леднев узнал голос. Там, в горах, когда его недружелюбно провожали геологи, этот голос поддержал его.

Женщина была возбуждена, не знала, с чего начать. Но в конце концов разговорилась и сообщила некоторые интересные сведения о Сенине:

— Он любил одну женщину. Каждый день писал ей в Ленинград. Как-то двадцать дней никто из партии никуда не ездил, за это время у него накопилось двадцать писем. Столько времени жить в разлуке — и так любить! Но Юрий Васильевич ни разу не пожаловался на судьбу. Я всегда удивлялась: какой он сильный!

Верочка тоже любила своего мужа, — дополнила она свой рассказ о Голубевой. — А тот ревновал — и не без основания. Но Сенин тут ни при чем. Ергин, вот кто проходу ей не давал. И знаете, в ту ночь его на месте не было.

Ергин?! Это было что-то новое. Майор вспомнил, как нервничал начальник геологической партии во время их прошлой беседы. Но ведь его можно было понять: убиты люди, которых он близко знал и которые находились под его началом.

— Вы считаете, что Ергин способен на такое чудовищное преступление?

— Ах, — призналась она с досадой, — я теперь всех готова подозревать.

Больше сказать ей было нечего, и женщина ушла.

«Конечно, факт настораживающий: почему Ергин сказал, что ночевал в палатке? Где он был на самом деле? И вообще, что он за человек? — размышлял Леднев, узнав к тому же, что у Ергина вторая группа крови. — Надо бы переговорить с парторгом Гулямовьм».

В этот момент поступило сообщение, что Кадыров исчез.

Когда объявили посадку, пестрая толпа с узлами и чемоданами ринулась к вагонам. Кадыров затерялся среди людей и вынырнул где-то в конце состава. Проводница бегло взглянула на билет, поставила галочку в блокноте.

Поднялся он в тамбур с твердым желанием не оборачиваться. Но какая-то сила заставила повернуть голову. На перроне была толчея. Людей было много, и все, казалось, смотрели на него. Даже почудилось, будто протягивают руки. С трудом оторвавшись от этих настороженных глаз и тянущихся рук, готовых вцепиться в него, Кадыров наконец очутился в вагоне. Сел в купе подальше от окна, сжимая коленями небольшой чемодан. Хотелось одного — скорей бы тронулся поезд.