Алистер Маклин - Темный крестоносец [Черный сорокопут Черный крестоносец]

Я проснулся после полудня. Только одна боковая штора была поднята. Та, которая смотрела на лагуну. Я увидел зеленоватый блеск воды, слепящую белизну песка, пастельные переливы кораллов, а за лагуной — темную полоску моря под безоблачным небом. С опущенными боковыми шторами с трех сторон сквозняка не было, и под соломенной крышей хижины стояла нестерпимая жара. Но так можно было отгородиться, по крайней мере, от окружающих. Левая рука отчаянно ныла. Но я был все еще жив. И никаких признаков бешенства.

Мари Хаупман сидела на стуле возле моей кровати. На ней были белые шорты и блузка, глаза светлые и ясные, бледность с лица сошла, и, глядя на нее, я чувствовал себя еще ужасней. Мари улыбалась, и я понял, что она решила больше на меня не сердиться. У нее было славное лицо, куда приятней, чем тогда, в Лондоне. Я сказал:

— Ты прекрасно выглядишь. Как самочувствие? — Вот такой уж я оригинал.

— Как огурчик. Температура упала. Прости, что разбудила, но через полчаса у них ленч. Профессор попросил одного из своих слуг соорудить эти штуки, чтобы ты смог туда добраться.— Она кивнула в сторону стула, к которому была прислонена пара искусно сделанных костылей.— Или можешь перекусить здесь. Ты, должно быть, проголодался, но я не решилась будить тебя к завтраку.

— Я вернулся около шести утра.

— Тогда все понято.

Я готов был спять перед ней шляпу. Потрясающее терпение. Удивительная способность подавить в себе любопытство.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно.

— По тебе заметно,— призналась она. — Совсем не в форме.

— Я просто разваливаюсь на куски. Чем ты занималась все утро?

— Профессор меня выгуливал. Утром мы с ним поплавали.— Похоже, профессору нравится с нею плавать.— Потом завтракали, и он провел меня по острову и показал шахту.— Она передернула плечами слегка наигранно.— Шахта мне не очень понравилась.

— Где же теперь твой воздыхатель?

— Пошел искать собаку. Никак не могут ее найти. Профессор очень расстроился. Похоже, это был его любимый песик и он к нему очень привязался.

— Ха! Песик, говоришь? Я повстречался с этим песиком, и он ко мне тоже очень привязался. Прилипчивый тип.— Я вытащил левую руку из-под простыни и размотал пропитавшиеся кровью тряпки.— Сейчас увидишь, куда он прилип.

— Боже правый! — Ее глаза расширились, и кровь отхлынула от лица.— Это... это ужасно.

Я осмотрел руку с неким скорбным достоинством и должен был признать, что она ничуть не преувеличивала. От плеча до локтя рука была почти целиком сине-красно-черпая и раздулась, став в полтора раза больше обычных размеров. В четырех или пяти местах на коже зияли глубокие раны треугольной формы. Три из них все еще кровоточили. Те части руки, которые, казалось, должны были сохранить естественный цвет, выглядели, наверное, не менее жалко, но под густой коркой запекшейся крови этого не было видно. Бывают зрелища и поприятней.

— А что с собакой? — прошептала она.

— Я убил ее,— пошарив здоровой рукой под подушкой, я извлек запачканный в крови нож.— Вот этим.

— Где ты его раздобыл? Где... Ты должен рассказать все с самого начала.— Я говорил быстро, вполголоса, пока она промывала и перебинтовывала мою руку. Работенка была ей не по душе, но справлялась она с ней отлично. Когда я закончил, она спросила: —А что находится на противоположной стороне острова?

— Не знаю,— честно признался я.— Но начинаю строить разные догадки, и ни одна из них мне не нравится.

На это она не отреагировала, закончила бинтовать руку и помогла просунуть ее в рукав рубашки. Потом снова привязала шину к моей лодыжке, замотала ее лейкопластырем, подошла к шкафчику и вернулась с сумочкой в руках. Я грустно произнес:

— Собираешься напудрить носик перед встречей с ухажером?

— Собираюсь напудрить нос тебе,—ответила она. Прежде чем я осознал, что она делает, по лицу моему был размазан какой-то крем. Втерев его в кожу, она покрыла меня слоем пудры. После этого откинулась назад и осмотрела свое творение.— Ты выглядишь просто восхитительно,— прошептала она и вручила мне зеркальце.

Выглядел я мерзко. Один беглый взгляд на меня заставил бы любого агента по страхованию жизни разорвать бланк договора в клочья. Изможденные черты лица, красные глаза с темными кругами под ними — все это был мой личный вклад, а вот неестественная мертвенная бледность остальных частей лица — целиком заслуга Мари.