Александр Сердюк - Разглашению не подлежит

Из окрестных лесов вывели еще несколько таких же групп: полицаи выслуживались. А потом на станции Сафоново немцы погрузили пленных в товарные вагоны-теплушки, оплели колючей проволокой окна, заколотили досками двери. По тамбурным площадкам встали автоматчики, на хвостовом тамбуре - с двумя овчарками. Довезли до Вязьмы. Мужчин загнали в разрушенное бомбежкой четырехэтажное здание с провалившимися потолками, вырванными взрывной волной окнами и дверьми, опаленными до черноты кирпичными стенами. Женщин поселили отдельно: в бараке. И сразу приступили к делу. Полицаи водили к лагерному начальству до одному,

Козлов! - выкрикнул полицейский, неожиданно появившись в проеме двери.- К коменданту!

Дощатый, наскоро сколоченный барак, просторный, кое-как обставленный кабинет, за столом - офицер-немец. Лицо жирное, лоснящееся, глаза холодные, неживые. Взглянул на вошедшего вслед за Козловым фельдфебеля, медленно, выделяя каждое слово, сказал по-немецки:

- Переведите ему: будет врать, повесим или расстреляем.

Фельдфебель перевел.

- Нам известно,- продолжал с прежней суровостью гитлеровец,- вы есть советский комиссар: Это так?

- До комиссара^ мне далеко,- ответил Козлов,- не дорос. Разве господин офицер не видит, что в моих петлицах только по два кубика?

Фельдфебель открыл рот, чтобы перевести эти слова, но офицер нервно взмахнул рукой. Он и без перевода понял, что сказал ему русский командир. Чересчур свободно держится он на допросе, не проявляет ни страха, ни покорности. Щенок! Офицер передернул плечами, скривил губы.

- Так кто же ты есть?! - заорал он, вскочив.

- Лейтенант Красной Армии.

Гитлеровца словно окатили кипятком:

- Вашей армии больше не существует. Она разгромлена. Ей капут!

- Кто же тогда погнал вас от Москвы?

Фельдфебель поперхнулся. Он слишком хорошо знал своего господина, чтобы переводить столь дерзкий ответ. Хотя судьба русского офицера его ничуть не волновала - за год войны привыкнешь ко всему,- тем не менее ему не хотелось, чтобы этот еще очень молодой человек уже сегодня расстался с жизнью. Фельдфебель и не подозревал, что самому Козлову было сейчас все равно… Пока не избили до полусмерти, пока он в состоянии мыслить и говорить, он ни за что не унизят себя перед врагом.

Кровь, прилившая было к лицу коменданта лагеря, вдруг отхлынула. Он побледнел, снова, по своему обыкновению, скривил губы и, нервно дернувшись, грохнул кулаком по столу.

- Ты есть комиссар! - теперь из его рта летела слюна.- Комиссар!

- Вы, господин офицер, наверное, здорово напуганы комиссарами?..

- Молчать!

- Победитель, а нервничает,- пожав плечами, сказал Козлов фельдфебелю.- В каждом русском видит комиссара.

- Что он там говорит? Я приказал молчать!

Если бы в эту минуту в комнату не вошел еще один офицер, комендант лагеря разошелся бы всерьез. Но тут он внезапно притих.

Вошедший внимательно посмотрел на Козлова и, остановившись в углу комнаты, молча опустился на стул. Он, вероятно, не был прямым начальником коменданта лагеря, однако и не подчинялся последнему. Его, неизвестное Козлову, служебное положение явно стесняло коменданта и вынуждало быть в обращении с допрашиваемым более .сдержанным.

Собственно, допрос и не возобновлялся. Гитлеровцы без слов поняли друг друга. Пленный русский представлял для одного из них особый интерес.

- Вам нечего бояться,- сказал вошедший, не прибегая к помощи переводчика,- Господину обер-лейтенанту поручено выявить комиссаров совсем не для того, чтобы их тут же повесить. Вас запугали большевики, они каждый день твердили вам о нашей жестокости. Не так ли?

Он говорил по-русски очень правильно, с той сравнительной легкостью, которая приходит после длительных упражнений. Кто он и зачем изучил русский язык? Козлову казалась подозрительной его неожиданная мягкость. Стелет? Для чего? Что ему нужно? Почему и этот обер-лейтенант - такой вежливый, тактичный - хочет знать, не был ли он комиссаром?

- Вам лучше меня известно,- холодно ответил Александр Иванович,-что делают ваши люди с комиссарами. Их не просто вешают, не просто расстреливают…

Козлов ожидал, что и этот гитлеровец взорвется. Но удивительное дело - обер-лейтенант слушал его с необъяснимым спокойствием.

- Прошу вас, господин Козлов, ответить мне честно… Если вы были комиссаром, мы направим вас в другой лагерь. Только и всего. Слово немца.

- К сожалению, я не был комиссаром. Я командовал подразделением в корпусе генерала Белова.