Александр Сердюк - Разглашению не подлежит

За дверью, где стоял часовой,, слышались приглушенные голоса, суетливо постукивали каблуки. В лагере начинался новый день. Видно, давно уже взошло солнце. Над прямоугольником стен бездонно голубело посвежевшее за ночь небо..

В двери щелкнул замок, и на пороге появился тот самый солдат, который вчера привел сюда Козлова.

- Шнель, шнель! - голос у него был резкий, дребезжащий.- Комендатур!

У входа в комендатуру кого-то дожидался роскошный «оппель-адмирал», покрытый черным лаком. Новенький лимузин производил впечатление. Такие машины Козлов видел в Дорогобуже, правда, те были далеко не первой свежести: облезлые, с изрядно помятыми боками. Одним словом, фронтовые. Этот же «оппель», судя по его виду, пороху не нюхал. Типичный тыловик.

Не то настроение было сейчас у Александра Ивановича, чтобы пялить глаза на легковые машины. После ночи в камере смертников он мог бы решиться на все: убить своего конвоира, убить любого попавшегося под руку немца и погибнуть самому. Мог бы… Но понимал, что это не выход. Трезвый рассудок подсказывал: погибнуть всегда успеешь, у них за этим дело не станет. Шлепнут в камере, шлепнут при попытке к побегу, шлепнут где угодно и как угодно. Что стоят им девять - всего девять! - граммов свинца?

Рано или поздно это может случиться. Он теперь в их руках. Они сумели взять его в плен. И ни по-доброму, ни по-плохому не отпустят. Из жизни уйти куда проще, чем от них. Только зачем же уходить так рано? Зачем ставить точку, сделав для Родины еще так мало? Если есть хоть ничтожная возможность продолжения жизни, значит, должна продолжаться и твоя борьба. Борьба не в открытую, как до сих нор, а в темную. Борьба ума и сердца. Не мускулов, а нервов.

Козлов вспомнил о вчерашнем обещании обер-лейтенанта - приехать за ним в одиннадцать утра. Сейчас примерно одиннадцать, солнце уже высоко. Значит, «оппель-адмирал» пришел за ним. Откуда же прикатил этот дорогой лимузин, помеченный зачем-то двумя красными треугольниками на переднем и заднем изгибе крыла. В треугольниках на их красном фоне белеет буква «А». Наверное, эта буква говорит о многом, но только тому, кто знает ее тайный смысл.

Опять тот же кабинет и тот же офицер. Его отношение к Козлову не изменилось. Обер-лейтенант поздоровался слегка наклонив голову, спросил:

- Как чувствуете себя? Завтракали?

- И не завтракал, и не ужинал, господин обер-лейтенант,- ответил Козлов, решив держаться свободно.

- Как, не ужинали? Я же велел им накормить вас! - похоже было на то, что офицер возмущался искренне.

Обер-лейтенант позвал солдата и приказал ему немедленно принести завтрак. Когда тот вышел, сказал:

- Я знаю, вы провели ужасную ночь. Случилась недоразумение - они поместили вас совсем не в ту комнату. Меня очень огорчила эта досадная ошибка. Оболтусы! Человек, который это сделал, будет наказан. Я прошу вас не иметь на меня никакой обиды…

Возвратился солдат, поставил перед Козловым котелок с макаронами.

- Кушайте. У вас, русских, говорят, что голодный сытого не разумеет.

Повторилось вчерашнее: обер-лейтенант уставился в окно, Козлов завтракал.

- Господин офицер, вы обещали мне встречу с женой,- напомнил Александр Иванович, отставив котелок.

Гитлеровец ответил, не отрываясь от окна:

- Ваша жена скоро будет здесь, я человек слова. Если сомневаетесь, подойдите ко мне.

Козлов вскочил. По двору лагеря, сопровождаемая автоматчиком, шла Галя. Нет, не шла, а бежала, держа в одной руке узелок с вещами, в другой - какую-то бумажку. Она, наверное, кое-что уже знала, на что-то надеялась.

- Ее фамилия Вилкова? - спросил офицер.- Почему?

- Мы не успели зарегистрировать свой брак, господин обер-лейтенант.- Негде и некогда.

- Понимаю, война…

- Да, война,- Козлов с трудом сдержал себя, чтоб не нагрубить.

- К сожалению, она затянулась, господин Козлов. Кто виноват в этом - знает сам бог… Моя часть хотя и далеко от линии фронта, однако полной безопасности я вам не гарантирую. На нас иногда падают ваши бомбы,- он отвернулся от окна и смотрел теперь только на Козлова.- А они могут убить. Они настоящие, с начинкой. Убивают и немцев, и русских… По-том - эти ваши леса. Они тоже начинены взрывчаткой. Там полно партизан.

Распахнулась дверь. Да, это она, Галя! Козлов не успел разглядеть ее заплаканного лица, не успел сказать ей «здравствуй»… Бросилась к нему, прижалась, словно ища защиты и спасения, узенькие плечи ее задрожали. Она не сдерживала рыданий, чувствовала, что этой, особенно дорогой ей радости суждено продолжаться лишь мгновенья.