Ростислав Самбук - Крах черных гномов

— Будешь ходить по канату! — Тон Ветрова стал жестким. — Один неосторожный шаг и…

— Я уже давно хожу по канату, — ответил Ульман серьезно, — и знаю, чем это пахнет.

— Со мной еще сложнее.

— Догадываюсь.

— Ну, если ты такой догадливый, — засмеялся Ветров, — давай руку.

Рука Горста потонула в медвежьей лапище Юрия.

— Сегодня пойдешь со мной, — сказал Ветров. — Есть одно дело… Для начала — не сложное.

Горсту показалось, что на ступеньках послышались шаги. Осторожно освободил руку.

— Вы никого не оставляли там? — прошептал быстро.

Ветров отступил на шаг и потянул за собой Горста. Прижались к стене, затаили дыхание.

На ступенях раздался тяжелый топот. Замелькали кинжальные лучи фонариков.

— Сдавайтесь!

Ветров выстрелил дважды подряд. На лестнице кто-то упал. Остальные спрятались за выступ стены.

— Горст Ульман! — крикнули оттуда громко. — Вы и другие бандиты окружены. Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь!

— Быстрее! — Ветров потянул за собой Горста, но со ступенек резанули автоматы. Горст споткнулся и упал. Юрий наклонился над ним, чтобы помочь ему, но паренек не шевелился, неудобно уткнувшись прямо лицом в груду битого кирпича.

Ветров распластался рядом с ним, стреляя наудачу.

— Горст… — схватил юношу за руку. — Что с тобой, Горст?

— Сдавайтесь! — закричали опять от входа, и вдруг Юрий понял, что Горста уже нет — почувствовал, как холодеет рука паренька.

А может, показалось? Может, Горст лишь тяжело ранен?

Но надо было принимать немедленное решение: со ступеней властный голос повторил:

— Сдавайтесь, сопротивление бессмысленно, вы окружены!

А у него нет даже нескольких секунд подумать…

Ветров выпустил руку Горста. Достал гранату и, не вставая, кинул в сторону входа. Грохот взрыва, усиленный сводами подвала, оглушил Юрия. Послышались крики, стоны, кто-то ринулся наверх, обрушилось что-то тяжелое, и все стихло…

Ветров отполз за угол стены, стал пробираться по узкому и низкому, похожему на канализационный ход, коридору. О проклятье, тупик! Пришлось возвращаться назад. По пути ощупывал стены справа и слева. «И фонарика не включишь!» — подумал с досадой. Двигался медленно — где же второй ход? Но вот рука провалилась в пустоту. Боковой ход. Свернул в него. Долго полз. Нащупал полуразрушенные ступени. Стал карабкаться по ним и… увидел свет.

Рассеянный свет, и падающие сверху снежинки.

Юрий осторожно выглянул из развалин. Подумал: если гестаповцы окружили и эту улицу… Но вряд ли. Кому известно, что под землей сохранился этот лабиринт?

Улица. И по ней идут люди…

Ветров спрятал в карман пистолет и решительно вышел на улицу. Никто не обратил на него внимания. Юрий вскочил в отходящий от остановки трамвай и доехал до моста. Все время его не оставляла мысль, что поступил нехорошо. Но что он мог сделать? Вынести Горста из подъезда? Об этом нечего было и думать, это было бы безумием…

Нет, он сделал все, что требовали от него обстоятельства и здравый смысл. Не мог же он поставить под удар существование группы. Кроме того, Центр приказал: основное задание — помощь Карлу Кремеру…

И все же на душе было тяжко, Юрий не находил себе оправдания. А если Горста только ранили, если он только потерял сознание? Значит, он оставил врагам раненого…

Что из этого может выйти?

Ветров продолжал рассуждать. Кто-то навел на них гестапо. Горст говорил Штеккеру, что в поселке у него есть друг, на которого можно положиться, и называл фамилию. Надо обязательно проверить: если этот инвалид — агент гестапо, необходимо принимать срочные меры… Но неизвестно, что рассказал тому типу Горст и о чем тот сам мог узнать…

Кроме того, Горст знает Штеккера. А если он только ранен, и гестапо заставит его говорить? Правда, Штеккер ручался за парня, но следует ориентироваться на худшее… Нужно позвонить фельдфебелю — пусть немедленно оборвет все связи.

Где же ближайший телефон?

В бокалах пенилось шампанское. Карл Кремер поднял свой бокал, но не пил, заглядевшись на причудливую игру света в хрустальных гранях. Рука чуть-чуть дрожала, и свет, казалось, двигался в бокале, жил в нем, вырываясь изредка зеленой или красной вспышкой. Эти вспышки напомнили Карлу цветные сполохи московских салютов, и он поднял бокал еще выше, мысленно и сам салютуя. Подержал мгновение и опорожнил единым духом, забыв, где он и с кем, — так реально рассыпались перед ним ракеты, вырвав из темноты кремлевские стены и купола Василия Блаженного…