Богомил Райнов: Утро — еще не день

«Мерседес» летит и дальше так же стремительно: пейзаж вокруг нас размазан бешеной скоростью и сумерками, которые уже заметно сгущаются. «Порше» остается далеко позади. Американец немного сбавляет скорость и включает фары ближнего освещения.

— Слушая ваше теоретизирование, я прихожу к выводу, что вы довольны эпилогом, — замечаю я.

— Я всегда теоретизирую, дорогой мой. Хотя и не всегда вслух. Неприятная привычка, но что поделаешь! Кое-кто грызет ногти, а я теоретизирую.

— И все-таки этот эпилог…

— Лучший, чем можно было надеяться, — признает Уильям. — Мы думали, что Райен удалится, как и Томас, а возможно, и раньше, чем Томас. Сами знаете, что в таких случаях может быть много вариантов. Теория вероятностей не предусматривает осложнений, и так далее.

— Выходит, вы не желали ему самого худшего?

— Наоборот. Смерть — это одна из форм помилования, Майкл. Лучше умереть, чем мучиться. Однако позвольте спросить: а почему бы ему и не помучиться? Почему не пройти через увольнение с поста, следствие, процессы, травлю прессы, а уже потом отдохнуть в тюрьме? Почему он должен умереть? Пусть поживет в постоянном напряжении сам, а с ним и тот старый подонок, его отец.

Он снова притормаживает, и я вижу на краю шоссе знакомый стандартный знак: вилка, нож и соответствующая цифра. Это означает, что вблизи ресторан.

— Вы не проголодались?

— Ничуть.

— Я тоже, однако надо остановиться и подождать.

Сеймур резко сбавляет скорость и немного погодя сворачивает на второстепенную дорогу, минует бензозаправочную станцию и останавливается на противоположной стороне перед освещенным фасадом бара. Останавливается и сразу же трогается дальше:

— Нет, тут многовато света и, наверное, очень людно.

— Считаете, что до сего времени есть опасность?

— Наоборот. Но человек никогда не знает…

Снова выезжаем на автостраду, и через несколько километров снова сворачиваем, чтобы остановиться перед маленьким буфетом-клеткой из алюминия и стекла. Тут почти безлюдно, что гарантирует нам хороший наблюдательный пункт.

— Лучше было бы вообще не заходить сюда, — позволяю себе заметить я.

— Почему? Если что-то не в порядке, пусть мы это увидим сейчас, а не на границе.

Заходим в бар и берем по чашке кофе и тоник — тут самообслуживание. Становимся к столику за большой декоративной пальмой у окна. Пальма частично прикрывает нас, не мешая наблюдать за входными дверями.

— Жаль, что нельзя поставить ближе «мерседес», — ворчит Сеймур. — Чтоб он был у нас перед глазами.

— Боитесь, что с вашим автомобилем сделают то же самое, что и с автомобилем Томаса?

— Не боюсь. Но человек никогда не знает…

На улице подъезжают и подъезжают автомобили, направляясь к соседней бензозаправочной станции. А тут почти пусто — двое шоферов невдалеке от нас пьют пиво, дальше — молодая пара с маленькой девочкой в тирольском костюме, возле бара — двое работников бензостанции в ярко-желтых комбинезонах.

— По-моему, вы чем-то подавлены, — констатирует Сеймур, выдыхая на меня густую струйку дыма.

— Это вам кажется. Просто интересно: есть ли у вас, кроме оружия, мысли, что-то реальное из оружия?

— Дорогой мой, не путайте меня с Муром.

— Но Мура же вы свалили не мыслью.

— Трудно свалить мыслью такую тварь, особенно сзади.

— Почему? Франк, например, считает…

— Мне известно, что считает Франк. Я прослушал ваш разговор. Один невежда пытается что-то вытянуть из другого невежды — вот каково содержание вашего разговора.

— Вы же знаете, что я не специалист в военных делах, Уильям.

— Я тоже. Но можно хоть иногда просматривать газеты.

Сеймур машинально качает на пальце брелок с ключом, большой брелок в форме серебряного всадника в золотом кольце, и не видит, что уже стал объектом пристального внимания. Девочка в тирольском наряде подошла к нашему столу и с интересом смотрит на блестящего всадника, что качается на пальце Уильяма.

Наконец американец замечает ребенка, чуть заметно улыбается и подносит брелок к блестящим темным глазкам.

— Тебе нравится?

Девочка стесняется, глотает слюну, потом шепчет:

— Нравится!

Сеймур снимает брелок с кольца и подает ей:

— Тогда возьми…

Девочка какое-то мгновение колеблется, словно боится, что это шутка, потом хватает игрушку и бежит к родителям.

— Вы, наверное, любите детей?

— Кто же их не любит.

— А я думал…

— Да, да, знаю: думаете, что если я аномалия… А разве вы не любите маленьких медвежат? Они просто фантастические, словно пушистые мячики. Но только пока маленькие, пока еще не стали хищниками. Дети — это еще не хищники, Майкл, пока что нет. Когда смотришь на них, кажется, у них есть все основания вырасти лучшими, чем мы, но этого не будет. Ведь воспитываем их мы, делаем такими же, как сами.