Олег Шмелёв: Ошибка резидента

Еще постояли молча, а затем Тульев резко повернулся.

— Пора. Проводи меня вниз.

У выхода они подождали, пока не пришел автобус из города.

— Ну счастливо, — сказал Тульев. — Твой самолет будет, наверное, утром. Следи. Объявят рейс по радио. Или узнавай в справочном.

— Счастливо, передавай привет нашим.

Они пожали друг другу руки, и Тульев вышел под дождь. Уткин смотрел, как он быстро пересек полоску мокрого асфальта и прыжком вскочил в раскрытую дверь автобуса. Автобус тут же тронулся…

Когда Тульев доехал до центра города, дождь прекратился, и на улицах как-то сразу стало оживленно, будто людям до смерти надоело сидеть в четырех стенах.

Час он убил в кафе на Дерибасовской. Потом пешком отправился в порт. Дорогу спрашивать не было необходимости: до Приморского бульвара его довели пароходные разноголосые гудки, а там уж заблудиться невозможно.

Было еще рано. Тульев остановился на бульваре у парапета и смотрел на раскинувшийся внизу целый город на воде, прислушиваясь, как ворочается и дышит вечный работяга-порт.

Тульев спустился по лестнице, медленно подошел к воротам порта. Было без двадцати одиннадцать. Пришлось побродить, почитать расписания, объявления. В пять минут двенадцатого он издалека услышал громкий женский смех, шарканье ног. К воротам приближалась толпа туристов. По всему было видно, что они неплохо провели время.

Тульев напряженно выглядывал в толпе Виктора Круга. Его не было, и Тульев испугался. Но вдруг донесся голос Круга — он крикнул по-немецки:

— Подождите меня все у входа!

А затем Тульев увидел его. Круг просто отстал, шел позади, как пастух за стадом. Так ему было удобнее заметить Тульева и показать себя. Тульев пристроился в хвост растянувшейся толпы, затем чуть отстал и, повернувшись вполоборота, ждал, когда Круг приблизится.

— С нами бог, — шепнул он, поравнявшись с Тульевым. Он хотел дать понять, что волновался за Тульева. Но это получилось неубедительно.

— С нами бог, — повторил Тульев. Он давно не говорил по-немецки и сейчас услышал себя словно со стороны, как будто тот человек, который полчаса назад стоял у парапета на бульваре, так там и остался и смотрит вслед человеку, удаляющемуся в глубь порта, чтобы сесть на пароход.

— Все гладко? — спросил Круг.

— До сих пор — да. Надо еще подняться на борт.

— Это сойдет, не нервничай.

— Я спокоен. Но глупо будет споткнуться на последней ступеньке.

— Давай догоним их.

Они прибавили шагу. К турбоэлектроходу, на белом боку которого, как сабля, висел трап, подошли веселой гурьбой. Тут же явились пограничники во главе с офицером. Они встали перед трапом. Круг взял список и начал вызывать туристов. Туристы по одному подходили, отдавали пограничникам пропуск, те сличали его с контрольным талоном, внимательно смотрели в паспорт и жестом показывали, что можно подниматься по трапу. Уже человек двадцать прошло через контроль, когда Круг произнес обычным своим бодрым голосом:

— Шлехтер!

Тульев обошел стоявших перед ним двух дам, протянул пограничникам пропуск. Взгляд на контрольный талон, взгляд в паспорт, быстрый взгляд в лицо. Все в порядке.

Через четыре месяца полковник Владимир Гаврилович Марков получил первое сообщение от Тульева, пришедшее в Москву далеким кружным путем. Дешифрованное и перепечатанное на машинке, оно занимало целых двадцать страниц.

Марков отчеркнул красным карандашом то место, где Тульев писал о приеме, оказанном ему за границей, о своем теперешнем положении:

«Встретить меня центр послал Виктора Круга.

Это был рассчитанный жест, который сразу насторожил.

Круг всегда был соперником и даже открытым врагом моего отца, и, возлагая на него эту миссию, центр давал понять свое отношение ко мне.

На полное доверие рассчитывать не приходилось.

При первом же обстоятельном разговоре (еще на корабле) я спросил у Круга, что с отцом.

Он сказал, что старик умер.

С того момента я счел наиболее благоразумным не скрывать своей крайней неприязни к Кругу.

Психологически это было правильно.

После нескольких открытых стычек я заметил, что первоначальное его настроение по отношению ко мне начало изменяться.

Налет подозрения постепенно исчезал.