Чингиз Абдуллаев - Атрибут власти

— Почему? — удивился Дзевоньский.

— Ваша протеже ест его в неимоверных количествах. Я боюсь, что столько съеденного масла приведет ее к холециститу или гастриту. Мне просто жаль, что вы останетесь без такой нужной помощницы.

Дзевоньский испытующе посмотрел на него. Он не понимал, издевается над ним Гейтлер или говорит серьезно.

Когда Гейтлер уехал, Дзевоньский позвонил Гельвану и пригласил к себе. Требовалось оговорить завтрашнюю беседу. И взять билет для очередной поездки на Кавказ. Или лучше запутать следы и выехать куда-нибудь на Урал? Ведь если они ездят из Москвы на Кавказ, пытаясь обмануть возможных преследователей, то почему не посчитать логичным, что похитители якобы выехали с Кавказа в другое место с той же целью — обмануть своих противников? Эта идея ему понравилась. Завтра можно отправить Карла куда-нибудь на восток. Или на север. И пусть позвонит оттуда. Нужно потребовать все деньги до последнего цента. А потом выдать им Абрамова. Если, конечно, этот журналист выдержит. Они так обильно подмешивают ему наркотики, что он уже давно потерял чувство реальности. Впрочем, это то, что им нужно, согласно плану Гельмута Гейтлера.

Карл Гельван нервничал. Просто сходил с ума от этого поезда, так медленно ползущего к Воронежу. Накануне он взял билет на ночной поезд и был уверен, что успеет в город к десяти часам утра. На час дня у него уже был обратный билет. Наученный горьким опытом, он купил себе купе в «СВ» туда и обратно. Но поезд опаздывал. Выехал с часовым опозданием, а потом не только не нагнал график, но еще и задерживался на каждой станции по пятнадцать—двадцать минут. В результате на часах было уже около двенадцати, а состав только подъезжал к Воронежу. Это была ситуация, не предусмотренная планом Гейтлера. Карл в который раз посмотрел на часы и рванул дверь в коридор.

— Когда мы наконец приедем? — зло спросил он проходившего мимо проводника.

— Не волнуйтесь, — успокоил его проводник, — минут через тридцать будем в Воронеже.

— Через тридцать? — не скрывая возмущения, переспросил Гельван, еще раз глянув на часы. До назначенного времени оставалось около пяти минут. Ну и черт с ними! Он позвонит прямо из поезда, а потом выбросит аппарат в окно. Это единственный выход.

Ровно в двенадцать часов Гельван заперся в своем купе, достал мобильник, купленный в Волгограде, включил его, набрал знакомый номер. Ему долго не отвечали, и он нервно поглядывал на часы, понимая, что каждая секунда ожидания не в его пользу.

Операторы ФСБ пытались вычислить, откуда идет звонок. Их совершенная аппаратура начала подавать сигналы из района Воронежа. Было полное ощущение, что аппарат на большой скорости движется в сторону города. Очевидно, его владелец находился в автомобиле.

Наконец Гельвану ответили:

— Мы вас слушаем.

Карл включил портативный диктофон, который заранее положил рядом с аппаратом. Его характерный латышский акцент не должен раздаваться в телефонной трубке.

— Хотим вас предупредить, что игра затянулась, — сообщил голос одного из сотрудников Дзевоньского, записанный на пленку. — Мы не собираемся торговаться. Через три дня вы выплатите в Таллине всю оставшуюся сумму и получите фотографии живого журналиста со свежими газетами в руках. Разговаривать с вами он не будет. Как только деньги будут выплачены, мы его освободим. В момент выплаты денег мы вам сообщим, где его можно будет забрать через несколько часов.

— Может, вы оставите какой-нибудь контактный номер?

Гельван снова приложил диктофон к аппарату.

— И передайте наши условия перемирия по вашему каналу. Мы будем ждать.

Затем он сразу отключился, не слушая, что говорят на другом конце. Его задача была передать информацию и сразу отключиться. Карл достал из аппарата сим-карту, смял ее и выбросил в окно. Затем разбил аппарат и тоже выбросил в окно. Операторы ФСБ уже вычислили точное место, где находился обладатель этого мобильного телефона. Теперь они точно знали, что звонивший говорил не из машины, а из поезда, подъезжающего к Воронежу.

— Передайте в Воронеж, чтобы на вокзале начали проверку паспортов, — приказал Машков. — И пусть обратят внимание на людей, говорящих с польским акцентом.

— Он говорил чисто по-русски, — напомнил Богемский.

— Это была заранее заготовленная запись, — устало пояснил Машков. — Он никогда не отвечает на наши вопросы, не вступает в диалог. Действует как машина, передающая только их предложения. Запись делается заранее, я в этом убежден.