Крыжановский Жемер - Тибетский лабиринт

Блюмкина как отъявленного троцкиста через три года арестовали, при этом не обошлось без погони со стрельбой по улицам Москвы, а чуть позже приговорили к расстрелу. Привезенные же им из Тибета тексты стали для Германа Крыжановского настоящим наваждением. Оказалось, что они не просто написаны на труднодоступном языке, а вдобавок - весьма замысловатым способом зашифрованы. За десять лет титанических усилий ученому удалось расшифровать лишь четверть текста. Тем не менее, это явилось весомым результатом - статья, опубликованная сразу двумя научными журналами, сделала имя Крыжановского весьма известным. Вдобавок, молодежное издание «Знание-сила» в январе 1937 года поместило весьма хвалебный материал, где результаты Германовой работы именовались не иначе как открытием.

Профессор уже собирался перейти к содержанию расшифрованной части тибетских текстов, но это, очевидно, не интересовало следователей, потому что вопрос толстяка внезапно прервал повествование:

- Не о той ли статье вы говорите, которую потом опубликовали в Германии?

Герман кивнул, хотел пуститься в объяснения, что разрешения на публикацию не давал, следовательно, никак к появлению статьи за границей не причастен, но осекся, осененный простой и здравой мыслью: очевидно, эти двое - настоящие гении своего дела. Непостижимо, как легко им удалось подобрать ключик к нему. Без всяких пыток, криков и давления на психику, задавая самые обычные, к слову сказать, весьма умные и точные вопросы, тактично уходя от неприятных для собеседника тем, следователи волшебным образом сумели подвести подоплеку под любое, самое немыслимое, обвинение. Тут тебе, пожалуйста, и отец - махровая контра, и дядя - враг народа, то же самое - Востриков. Добавляем троцкиста Блюмкина, тайное Братство Башни, немецкую разведку и получаем такой «букет», что можно «пришить» организацию Вселенского заговора. А ведь Герман, черт возьми, никакой не враг, а обычный гражданин, лояльный к Советской власти и убежденный патриот своей страны. Более того - предвидя арест, он даже готовился отвечать на вопросы, многие из которых предугадал. Нет, определенно, кавказцы гениальны. Понятно, у них большой опыт работы да и общая удручающая обстановка допроса поспособствовала откровенности арестованного, но только опытом и обстановкой подобный результат не объяснишь - тут нужен великий талант, такой, что, будь эта парочка, к примеру, художниками, наверняка стоила бы в одном ряду с Рафаэлем и Леонардо…

- Хорошо, дорогой профессор, спасибо, что удовлетворили наше любопытство, - вежливо сказал щеголь. - Теперь мы с коллегой можем представиться. Я - Берия, Лаврентий Павлович, а это - товарищ Богдан Кобулов.

12 апреля 1939 года.

Москва.

На побелевшего Германа внимательно смотрели две пары глаз: одна - весьма доброжелательно, вторая - с легким недоверием. В свою очередь, профессор не отрывал взгляда от лица товарища Берия.

«Совершенно не похож на фото, что появлялось в газетах. Наверно, из-за сильной ретуши. Но почему же он замолчал? Неужели ждет, когда я не выдержу напряжения момента и начну истерично каяться в несуществующих преступлениях? Не дождется! Одно дело - согласиться с надуманными обвинениями под давлением, совсем другое - оболгать себя по собственной воле». С нарастающим раздражением, Герман почувствовал как у него начинает дрожать правое колено.

- Герман Иванович, у вас весьма растерянный вид! - ухмыльнулся Лаврентий Берия. - Но не стану больше напускать туману. Как вы, наверное, догадались, это - никакой не арест, хотя мы постарались обставить дело так, чтобы все выглядело как арест. Поверьте, причины на то имелись весьма серьезные.

Нарком сделал небольшую паузу, но ее с лихвой хватило, чтобы в сердце Крыжановского, подобно фениксу из пепла, начала возрождаться надежда. Однако он совершенно не разумел сути происходящего. Но, видимо, Берия действительно не намеревался дальше изводить профессора неизвестностью, потому что пустился в объяснения:

- Как вы справедливо заметили, времена меняются. И сейчас действительно настало новое время: Коммунистическая партия, ведомая великим Сталиным, решительно осудила «перегибы» и незаконные методы, практикуемые бывшим руководством НКВД. Повинных в этих преступлениях ждет суровая кара. Надеюсь, вы узнали человека в коридоре? Мы специально организовали эту встречу, чтобы у вас, Герман Иванович, не осталось сомнений относительно нашей решимости восстановить справедливость и призвать к ответу тех, кто попирает социалистическую законность, какие бы высокие посты они прежде не занимали. Что же касается вашего дяди - выдающегося советского ученого Александра Васильевича Харченко… Да-да, я не оговорился - выдающегося советского ученого, то его светлое имя в скором времени будет реабилитировано, равно как имена тысяч безвинно пострадавших…