Сергей Донской - Дату смерти изменить нельзя

– Покорность, – сказал он. – В первую очередь.

– Было бы кому покоряться, – сказала Лиззи, демонстративно беря Бондаря под руку.

– Скромность, – продолжал Председатель.

– С этим случаются перебои, но…

Закончить Лиззи не успела.

– И гибкость, – перебил ее Председатель, меняя положение переплетенных на груди рук. – Не в переносном смысле, в прямом. – Он приосанился, отчего стало заметным брюшко, обтянутое френчем. – Кореянки проявляют настоящие чудеса гибкости. – Он переключил внимание на Бондаря. – А твоя дама сердца? Какова она в постели? Поделишься со мной?

Это был вызов. Умышленное оскорбление. Пробный шар, за которым должны были последовать другие. Председатель желал знать, чего можно ожидать от незнакомца, чтобы вести себя с ним соответственно.

– Моя дама – это моя дама, – отчеканил Бондарь. – И то, что происходит между нами, касается только нас двоих. По правде говоря, мне очень нужны деньги, но ради них я готов не на все.

– А ради жизни? – быстро спросил Пьо, зашедший за спину Бондаря. Не обернувшись, тот адресовал ответ стоящему напротив Председателю:

– Как любой нормальный человек, я боюсь смерти. Но не настолько, чтобы жить слизняком. – Между нахмуренными бровями Бондаря возникла глубокая горизонтальная складка. – Если вы не нуждаетесь в моих услугах, можете убить меня. Если я вам нужен, то соблюдайте хотя бы видимость приличий. Возможно, я старомоден, но делиться своими женщинами с кем бы то ни было не привык.

Лиззи благодарно взглянула на Бондаря и вцепилась в его рукав с такой силой, что едва не обломала ногти. Председатель, проследивший за ней, расплылся в неожиданно благожелательной улыбке.

– Ну-ну, не стоит так волноваться, – произнес он мягко. – Никто не собирается отнимать у тебя возлюбленную, Женя. До тех пор, – Председатель вскинул указательный палец, подчеркивая важность сказанного, – до тех пор, пока ты, Женя, служишь на благо нашему общему делу, ни один волосок не упадет с твоей головы. То же самое касается твоей очаровательной избранницы.

– Тогда все нормально, – проворчал Бондарь, принимая свободную позу.

– Вынужден тебя огорчить, – скучно молвил Председатель. – Наше знакомство лишь начинается, и я ничего не знаю о твоих профессиональных качествах. Давно ли ты сдавал экзамены, Женя? Полагаю, с той поры прошло немало времени. Так вот, сейчас тебе предстоит выдержать еще один экзамен. Самый главный. – Председатель приподнял редкие брови. – Догадываешься, о чем идет речь?

– Я должен буду доказать, что умею обращаться с этой посудиной? – предположил Бондарь.

– Ты должен будешь доказать, что находишься на судне не в качестве балласта, – прозвучало в ответ. – Потому что балласт выбрасывают за борт. Предусмотрительные люди избавляются от него.

– Чем раньше, тем лучше, – вставил Пьо.

– Если выяснится, что ты привез на «Летучую рыбу» не того человека, который мне нужен, – сказал ему Председатель, – то общий вес балласта увеличится на… Сколько ты весишь, Пьо?

– Шестьдесят три килограмма, – сдавленно доложил кореец.

– Итак, общий вес балласта увеличится на шестьдесят три килограмма, – бесстрастно подытожил Председатель.

В то же мгновение все члены команды, находящиеся на палубе, одновременно обнажили клинки, напоминающие по форме тот, который носил при себе Пьо. Это было внушительное зрелище, но на Бондаря оно произвело скорее успокаивающее впечатление. Ни один из корейцев не воспользовался огнестрельным оружием. Никто не выхватил ни пистолета, ни автомата, ни карабина. Одолеть целую чертову дюжину противников голыми руками Бондарь не надеялся, однако ничто не мешало ему тоже обзавестись каким-нибудь холодным оружием.

В том случае, если экзамен не будет провален на первом же этапе.

Как бы предлагая Бондарю расслабиться и не брать дурного в голову, Председатель провел его по палубе, рассказывая о достоинствах «Летучей рыбы» и ее оснащении. Технические характеристики сводились к габаритам и осадке яхты, мощности дизеля, грузоподъемности и максимальной скорости.

– Вот только не знаю, – посетовал Председатель, – двадцать пять узлов в час – это много или мало?

Обернувшись, Бондарь увидел двух корейцев, следовавших за ним, как тени. В отдалении маячило бледное лицо Лиззи, оставшейся под присмотром Пьо. Сказать, что американка выглядела встревоженной, значит, ничего не сказать. Ободряюще подмигнув ей, Бондарь ответил: