Сергей Донской: В России жить не запретишь

Он выпил свой первый бокал вина «У Фуке» ровно в два часа пополудни и отправился дальше, не чувствуя ровным счетом ничего. Невозможно серьезно напиться во французском кафе.

Кто бросил крылатую фразу: «Увидеть Париж и умереть»? Слишком просто. Другое дело – провести в Париже неделю и не подохнуть от скуки. Выйдя на залитую солнцем маленькую площадь, он закурил и побрел дальше, лениво размышляя, чем заняться. Бесцельная прогулка. От завтрака в кафе «Пэ» и до бокала в бистро «У Фуке» минуло ровно пять часов. Столько же времени осталось до ужина. Жена поведет его в ресторан, который значится в ее списке, составленном с помощью путеводителя по городу. «Вефур», «Канетон», «Лука-Картон» и «Кошон д’Ор» они уже посетили. Сегодня их ждет трапеза в «Мишелине», «Тур д’Аржане» или даже в «Максиме». Они могут себе это позволить. У них медовый месяц и уйма денег. «Вернее, у моей жены уйма денег», – поправился он, после чего сигарета загорчила до такой степени, что ее пришлось выбросить в урну.

Если уж просаживать деньги в Париже, то собственные. Протянуть жене меню и карту вин, небрежно произнести: «Можешь выбрать все, от чего женщины моментально становятся счастливыми и толстыми». Ей останется лишь засмеяться и воскликнуть: «Но я не хочу толстеть!» – «А быть счастливой?» Ответ утвердительный. Ради этой великой цели они и прилетели во Францию. Чтобы американка Лиззи Браво почувствовала себя счастливой.

Подавив горестный вздох, Бондарь свернул в направлении площади Пигаль. Какая разница, куда шагать? Лишь бы скорее вечер наступил, а за ним – ночь, когда перестанут донимать мысли о работе. Отпуск слишком затянулся. После лечения в госпитале Бондарю было приказано набираться сил и ни о чем не думать. Интересно, как себе это представляет начальство? Может быть, ему следует погрузиться в летаргический сон? В анабиоз? Упиться до потери памяти? Наглотаться снотворного? Легко сказать: ни о чем не думать! Если бы Париж не обманул ожиданий Бондаря, тогда еще куда ни шло. Но в этом городе давно не пахло мушкетерами, зато отовсюду тянуло алжирской парфюмерией, китайской кухней, марокканскими апельсинами, турецкими сладостями, индийскими пряностями. Любой мегаполис – это всегда вавилонское столпотворение. Гибрид венецианского карнавала с восточным базаром. Париж?! С таким же успехом это мог быть Лондон, Стамбул или Нью-Йорк. Бондарь взглянул через дорогу на вереницы полированных иномарок, ослепительно блестящих на солнце. Повсюду одно и то же. Настоящее лицо города можно увидеть только в течение двух часов – между пятью и семью утра. Потом он тонет в ревущем потоке металла, с которым не способны соперничать ни старинные здания с черепичными крышами, ни широкие зеленые бульвары.

Зайдя в кафе, Бондарь сел в кресло и вытащил сигаретную пачку, когда приблизившийся официант вежливо предупредил:

– Здесь не курят, монсеньор.

– А пиво пьют? – осведомился Бондарь на умышленно плохом французском.

– Конечно, – сверкнул намечающейся лысиной официант. – Какое пиво предпочитает монсеньор в это время дня?

– Крепкую «Балтику».

– Простите?

– Это вы меня простите.

Сдерживая раздражение, Бондарь встал и пошел прочь. Официант не был виноват, что в кафе не завезли «Балтику» и что в заведении запрещалось курить. Париж не был виноват в том, что Бондарю надоело маяться от безделья. И все же, проходя мимо урны, он швырнул в нее смятую пачку «Монте-Карло». Кажется, в Монако тоже говорят по-французски? Вот и пусть говорят. Что касается Бондаря, то его уже тошнило от французского языка и вообще от Европы. Зато у него появилась определенная цель. Отыскать в Париже табачную лавку, торгующую российскими сигаретами.

В половине восьмого, как следует угостившись вовсе не «Балтикой» и даже не сухим вином, Бондарь вошел в казино «Тиара». За столом для игры в рулетку сидело всего несколько человек, охваченных не столько азартом, сколько скукой и дремой.

– Я могу сделать ставку? – спросил Бондарь у юркого человечка, который в эту минуту готовился бросить в вертушку шарик из слоновой кости.

– Да, вы, безусловно, можете сделать ставку, – важно ответствовал человечек.

Бондарь достал из кармана четыре жетона по сто евро и придвинул их крупье.

– На «красное».

Крупье составил жетоны аккуратной стопочкой, подправил их своей лопаткой и закрутил колесо. Не прошло и минуты, как обедневший на 400 евро Бондарь перешел в другой зал, где имелся надежды маленький оркестрик, троица симпатичных подсадных уточек в сильно декольтированных платьях и длинная барная стойка. За ней сидел на высоком табурете вдрызг пьяный мужчина, которого одна из «уточек» безуспешно тянула к игровому столу. Роли крупье исполняли здесь симпатичные девушки, одетые в одинаковые элегантные пепельно-серебристые костюмы с меховыми воротничками.