Сергей Донской: В России жить не запретишь

– Послушай, убери своего «красавчика», а?

– Что с генератором? – спросил Ворон.

– Заартачился, – ответил Нахим.

– Ты ведь слышал, что в лагерь скоро доставят компьютер, правда?

– Слышал, слышал, – буркнул Нахим, отворачивая физиономию.

– Ты ведь знаешь, что компьютер работает от электричества, – с нажимом продолжал Ворон.

– Кто не знает? Только я не волшебник. И не неверный, которого нужно подгонять оружием.

– Ты будешь мне указывать? Ты?

– Почему бы и нет? – передернул плечами Нахим. – Каждый мужчина имеет право голоса. Чем пугать меня «красавчиком», лучше бы на установке генератора не экономил. Нельзя было нанять специалистов?

Это было произнесено резким, почти вызывающим тоном. Можно было бы понять намаявшегося с техникой Нахима, войти в его положение… Если бы не десятки наблюдающих за командиром глаз. Не зря воины Аллаха называют себя волками, они волки и есть. Каждый только и ждет, когда вожак стаи проявит слабину, чтобы попытаться занять его место.

– Мне не нравится, как ты тявкаешь, пес, – процедил Черный Ворон, обхватывая указательным пальцем спусковой крючок.

Только теперь Нахим понял, что должно произойти с секунды на секунду. Высокий, в тщательно подогнанном камуфляже, очень бледный, он поднял руки в примирительном жесте:

– Все, командир. Умолкаю.

– Умолкаешь, – подтвердил Ворон и, оскалившись, дал длинную очередь с бедра, не позволяя задергавшемуся стволу задраться к небу. Из груди Нахима полетели кровавые ошметки, затем лопнула голова, содержимое которой расплескалось во все стороны.

– Ага! – вопил Ворон. – Ага-га!

Внезапно автомат в его руках сухо щелкнул и смолк. Понятное дело, увлекся, разрядил сразу все патроны, которые оставались в магазине. Ворон сплюнул и повел налившимися кровью глазами по сторонам. Всякий раз, когда ему приходилось убивать, он чувствовал себя так, словно нажевался дурманящего наса, смешанного с известью. В венах бурлило, в груди бухало, в глотке першило от невероятной сухости.

Боевики, ошеломленные расправой, молча смотрели на окровавленный труп Нахима. Даже самые свирепые волки понимают, когда разговариваешь с ними на языке силы. Ворон любовно погладил свой автомат и горделиво расправил плечи. Он воин Аллаха, а не тот сопливый мальчишка, которого Нахим когда-то учил плавать, лазить по скалам и выискивать мины. У него черная разлапистая борода, у него волосы перехвачены зеленой лентой с арабской вязью и эмблемой волка, у него в руках автомат с пристегнутым к стволу гранатометом. Он Черный Ворон.

Трепещите, неверные!

Правоверные – тоже.

Подъезд сиял чистотой. На лестничной площадке, куда вынес его бесшумный лифт, не было ни соринки. Никто здесь не плевал на пол, не бросал окурки и не пачкал стены, пытаясь выразить свое представление о прекрасном рисунками или словами. Причиной тому была высочайшая сознательность жильцов дома, у которой, в свою очередь, тоже имелась своя причина соблюдать порядок: «глазок» камеры слежения, притаившийся под потолком. Стараясь не обращать на нее внимания, он пригладил волосы и чинно нажал кнопку звонка, отозвавшегося птичьей трелью. На его симпатичном лице застыло выражение безграничной порядочности и скромности. В свои двадцать три года он выглядел настоящим пай-мальчиком, чем-то смахивающим на повзрослевшего Маленького Принца из сказки Экзюпери. Но в правом кармане его стильных брючат хранился предмет, с которым не станет ходить по городу ни один пай-мальчик, похожий на принца.

Он и не был принцем. Звали его Никита Сундуков, Ник, в английском и московском просторечии. Всякий раз, когда пальцы Никиты касались предмета, спрятанного в кармане, он заставлял себя вытаскивать руку наружу, но очень скоро она снова оказывалась там, и эта постоянная борьба его нервировала. Приходилось снова и снова говорить себе: «Держись естественно». В тот момент, когда дверь распахнулась, он как раз вытащил правую руку из кармана, закончив это порывистое движение приветственным жестом:

– Хай!

– О, приветик! – обрадовалась Лариска.

Она предстала перед гостем в одних трусиках и топике – как бы по случаю летней жары, а на самом деле рассчитывая по-скоренькому соблазнить его своими веснушчатыми прелестями. Вот же корова, подумал Никита с ненавистью. Толстая рыжая корова с отвисшим задом и томными глазами. Морду от шоколада да пирожных как после пчелиных укусов разнесло, на лбу прыщей – давить не передавить, а туда же – очаровательницу из себя строит.