Сергей Донской - Умри сегодня и сейчас

Бондарь пожалел, что он находится не на съемочной площадке, где можно было бы попасть в физиономию врага точным плевком. Реальность заключалась в том, что вся слюна во рту моментально пересохла.

Сколько продлится эта кровавая казнь? Успеет ли Бондарь умереть до того, как позабавит палачей нечеловеческим воплем?

Он вспомнил недочитанный шпионский роман, сгоревший вместе с особняком Виноградского. Попав в сходную ситуацию, герой попытался покончить с собой. Сверхчеловеческим усилием задержав дыхание, он впал в бессознательное состояние, но вместе с потерей сознания отключилась и воля. И тогда врожденный инстинкт заставил легкие героя заработать в прежнем режиме. Глупый трюк, а жаль. Никогда еще смерть не казалась Бондарю столь желанной.

– Надеюсь, ваша пила заржавела, – сказал он.

– Нисколько, – живо откликнулся Вейдеманн, – мы не даем «Милашке Мари» простаивать слишком долго. Ведь это незабываемое зрелище, смею вас уверить. Вам никогда не доводилось видеть разделанные свиные туши?

– Очень поэтическое сравнение, – хмыкнул Бондарь.

– В душе я поэт, а на деле практик. Техника – мой конек. Сейчас вы сами убедитесь в этом.

Румяное, пышущее здоровьем лицо штурмшарфюрера расцвело еще сильнее, как только он нажал черную кнопку на пульте. Между дернувшихся ног Бондаря раздался металлический скрежет, вскоре перешедший в ровное гудение. Когда гудение сменилось свистящим шелестом, Бондарь обратил глаза вверх. Лампа больше не казалась ему чересчур яркой. Зато окружающая ее темнота сделалась непроглядной.

Ну, Евгений Николаевич, наступает момент истины. Не передумали насчет интервью? Может быть, вам будет легче принять решение, если я скажу, что пила приближается к вашим яйцам со скоростью семь сантиметров в минуту?

Бондарь покрепче стиснул челюсти, рискуя раскрошить зубы. Шум бешено вращающейся пилы становился все громче. «Живешь постоянно, а умираешь однажды, – тоскливо подумал Бондарь. – Искусство, которому невозможно обучиться. Каждый умирает как может, и крайне редко обходится без страданий…»

– Евгений Николаевич, – в голосе Вейдеманна появились напряженные нотки. – Кому нужен этот бессмысленный героизм?

Бондарь закрыл глаза и произнес, едва сдерживая крик:

– Мне.

Пила приближалась. Ветерок проникал даже сквозь толстую ткань джинсов. Примерно на уровне коленей. Значит, осталось около четырех минут.

Двести сорок секунд… Двести тридцать девять… Тридцать восемь… Семь…

Бондарь считал, заставляя себя сосредоточиться на этом занятии. Считать в обратном порядке было сложнее, поэтому он выбрал именно такой способ.

Не заорать бы…

Три минуты до падения в бездонный колодец небытия… Сто семьдесят девять секунд… сто семьдесят восемь… семьдесят семь…

Вейдеманн и гном что-то твердили наперебой – Бондарь их не слышал. Осталась минута… пятьдесят девять секунд… пятьдесят восемь…

Свет сочился сквозь веки, как расплавленное золото (тридцать пять, тридцать четыре). В ушах звучала грозная песнь мириад механических сирен (двадцать два, двадцать один). Сердцу не хватало места в сжавшейся грудной клетке (одиннадцать, десять).

Кровь уже брызнула, но пока что только из прокушенной губы. Мозг начал давать сбои. Завершение отсчета происходило в виде мелькающих цифр на багрово-черном фоне.

009… 008… 007…

Вскинув голову, Бондарь трижды ударился затылком о жестяное покрытие верстака. Третьего удара он уже не ощутил. Цифры исчезли, шум пилы прекратился, мир исчез.

Тюремный лазарет оказался совсем не тем местом, куда намеревался попасть Бондарь. Скривившись от чугунной головной боли, он процедил:

– Вы даже убивать как следует не умеете, штурмшарфюрер. Какой же вы, к черту, практик?

– Конструкторский просчет, – повинился присевший на краешек кровати Вейдеманн. – К следующему разу подготовим ошейник.

– Почему вы не довели казнь до конца?

– Вы напрасно занимались членовредительством. Через секунду я собирался выключить станок.

– Что вам еще от меня нужно? – устало спросил Бондарь.

– Хочу преподнести вам сюрприз, – подмигнул Вейдеманн.

– Не много ли сюрпризов для одного человека?

– Не волнуйтесь, вас ожидают исключительно положительные эмоции. – Вейдеманн что-то крикнул по-эстонски, и в открывшуюся дверь втолкнули…

– Вера?! – опешил принявший сидячее положение Бондарь.