Татьяна Сытина - Конец Большого Юлиуса

— А если трудно будет разобраться?

— Ну, так у нас в народе есть правило в трудных случаях советоваться. Это уж естественно. Но сегодня-то тебе еще не трудно, а ты совет просишь. Вот я и говорю, неряшливо мыслишь.

— Неряшливо — значит часто неправильно!.,

— Вероятно! Пора ехать, Александр Петрович. Я еще своих толком не видел, неделя: была тяжелая и сегодня с утра к тебе уехал. Пора. Собирай свое хозяйство.

Смирнов отряхнулся и стал натягивать пиджак.

Когда Пономарев поставил чемодан в машину, Смирнов задержал его за рукав у открытой дверцы и сказал:

— Отправь шофера одного, а мы пешком: дойдем. Тут ведь недалеко, километра три. Я пройтись хочу.

Пономарев принялся было отговаривать, ссылаясь на жару и усталость, но полковник, мягко настаивал на своем.

— По азимуту пойдем! — решил он и направился межой через овсы к перелеску.

Пономарев поплелся за ним, ворча и жалуясь.

— Собьемся! — бормотал он. — Проплутаем бог знает сколько! Здесь лес серьезный!

— Ничего, авось, выйдем! — улыбался Смирнов. Они вошли в перелесок, потом в лес, и Смирнов опять уклонился от дорожки и повел Александра Петровича напрямки, по кустам.

— Слушай, это же, ей-богу, безобразие! — возмутился Пономарев, но полковник обернулся и знаком остановил его.

— Давай немного помолчим! — попросил он. — И старайся идти тише.

Сначала Пономарев злился, но потом, приглядевшись к полковнику, развлекся и забыл о досаде. Смирнов брел через кусты и овражки легко и неслышно. Иногда он останавливался, щурясь, смотрел на вершины деревьев, приглядывался к стволам и, определив направление, двигался дальше. Ни одна ветка не хрустнула под его ногой, и. вступив в кустарник, он ловко прихватывал и раздвигал ветви, пропуская Пономарева.

Однажды он остановился, прислушался, помолчал, сплюнул с досадой, закурил и сказал:

— С тобой, конечно, ничего не получится. Ломишься, как медведь! Надо было идти одному! — и, повысив голос, сказал: — Товарищи, выходите из «секрета»! Свои!

Но кругом дышал и шелестел лес. Было тихо и безлюдно.

На мгновенье Пономареву показалось, что полковник разыгрывает его. Но Смирнов достал пустой портсигар из кармана и монетой простучал о крышку сложный, не сразу поддающийся уху ритм.

И тотчас кусты раздвинулись, и навстречу поднялся смущенный, улыбающийся человек.

— Ну, как дела? — спросил полковник здороваясь.

— Нормально, товарищ…

— Полковник… — подсказал Смирнов.

— Товарищ полковник… разрешите доложить! Старшина особого батальона охраны Чекин выполняет задание. Происшествий и фактов за время дежурства не обнаружено… Разрешите спросить, товарищ полковник!

— Спрашивайте…

— Товарищ полковник, вы меня обнаружили или случайно наткнулись?

— Я вас искал и обнаружил, — сказал Смирнов, поднимая сухую колючую прядь малины и показывая ее старшине. — Вот видите: рядом кусты осыпаны малиной, а на тех ветках, за которыми вы маскировались, пусто. Соединяете приятное с полезным?

— Извините, товарищ полковник, виноват, не подумал! — огорченно признался Чекин. — Согрешил с малиной-то!

— Но между прочим я на то и полковник, чтобы старшину обнаружить! — улыбнулся Смирнов. — На будущее учтите. До свидания! Теперь можно идти по дорожке! — добавил он, обращаясь к Пономареву.

— Это кто же? — недоумевая, спросил Пономарев, оглядываясь на то место, где только что стоял человек, а теперь медленно распрямлялись узкие прозрачные травинки. — И куда он девался?

— Ну, теперь мы его так просто не найдем! — усмехнулся Смирнов. — Теперь он учтет! А это, Александр Петрович, один из тех людей, жизнь которых сейчас состоит только в одном стремлении — сохранить от врага тебя и твою лабораторию… Не беспокойся, где надо — сами бережем.

Смирнов допрашивал Горелла.

— Значит, уже тогда, в сорок третьем году, в Сосновске вы выполняли приказ вашей разведки, пытаясь найти и уничтожить профессора Гордина с его группой?

— Да, я уже объяснял вам… — озлобленно соглашался Горелл.

— В то время три страны серьезно занимались решением проблемы атомной энергии: Америка, Германия и Россия. К сорок третьему году все взбесились на этом пункте, и начались скачки с препятствиями. Ставка была слишком велика — победа в войне! Поэтому наше разведывательное бюро бросило все дела и занималось только этим вопросом. Большая группа атомных разведчиков работала в Германии. Меня послали в Россию. Мое положение осложнилось тем, что я работал на территории России, занятой немцами…