Аркадий Борман - Синее золото [Роман]

— Почему молчит, почему молчит, а потому, что ничего невозможно сделать. Не позволяют полицейские условия.

Прошло более часа, как они беседовали. Таня, с деловитой исправностью служащей, переводила их беседу.

После одного очень красочного рассказа незнакомца о методах расправы власти с населением, Паркер не выдержал и сказал:

— Но ведь так нельзя оставить. Надо что-то сделать. Надо протестовать.

— Я очень рад, что вы об этом первый заговорили, — ответил незнакомец. — Мне не хотелось навязываться. Спасибо вам. Вы англичанин. Я знаю, как вам можно верить. Позвольте быть откровенным. В населении есть тайные организации. Но им трудно, очень трудно работать. Нет средств, нет возможности поддерживать связь с друзьями в других частях России. Я сжился с русскими. Мне верят. Я им помогаю. И сейчас вот еду по этому же делу. Как бы я вас просил об одном одолжении. Мне тоже надо быть осторожным, не обнаружить себя. Не могли бы вы взять на себя часть моих поручений? Я вам дам адрес в Москве, а вы, может быть, будете так любезны зайти туда и передать…

Таня сидела на диване рядом с незнакомцем, напротив Паркера. Ровным деловым голосом переводила она на английский его слова. Паркер, которого интересовала беседа, взглянул на нее и увидел, что она о чем-то предупреждает его.

— В чем дело? — спросил он по-английски.

Но Таня не ответила и продолжала переводить то, что незнакомец просил передать. Она внимательно смотрела на Паркера. Все синее золото ушло из этих глаз, в них остался только серый, стальной цвет.

— Не надо, не надо, прекратите, — прочел Паркер в напряженном взгляде девушки.

— Передайте моему собеседнику, — сухо сказал он, обращаясь к Тане, — что я его очень благодарю за интересные рассказы, но не считаю себя вправе исполнять его просьбу. Я иностранец и не могу вмешиваться в то, что происходит в чужой стране.

Незнакомец выслушал перевод, но не сразу сдался. Он пытался уговорить Паркера, не жалел красок для изображения жизни населения.

Паркер, однако, оставался твердым в своем решении и разговор мало-помалу прекратился.

На одной из больших станций незнакомец вышел. Скоро в купе вернулся Воронов.

— Вы здесь о чем-то мудром толковали, вот я и сходил чаю выпить, — сказал он со своим обычным благодушным видом.

Паркер был уверен, что Воронов не поймет английского, и быстро заговорил с Таней.

— Я верно понял ваш взгляд? — спросил он.

— Да, конечно, — вы молодец.

— Но почему вы не хотели, чтобы я согласился? — настаивал он. — Ведь это такой пустяк. Вы могли бы зайти. Это отняло бы очень мало времени. Почему нам, действительно, им не помочь?

— А вы уверены, что вашей помощью вы не скомпрометировали бы и себя, и их?

— Значит, вы не верите этому человеку. Кто же он?

— Не то что не верю, а совершенно уверена в нем, — это был чекист, он хотел вас испытать.

Паркер внимательно, почти испытующе, посмотрел на нее. Она мило и непринужденно улыбнулась.

— Вы все русские фантазеры. Ну какое основание предполагать, что этот почтенный иностранец был провокатором?

— Я не предполагаю, а знаю это. Посмотрите, Воронов вышел из купе во время разговора. Не хотел смущать нас своим присутствием, — сказала Таня смеясь.

— Значит, он знал, что это переодетый агент? Нет, вы ошибаетесь. Если это был действительно агент, зачем было бы ему рассказывать такие вещи про тяжелые условия жизни при существующем режиме?

— Это надо было ему рассказывать, чтобы вас соблазнить. Понять — можете ли вы быть опасным или нет, — засмеялась Таня. — Кажется, он не понял. Они знают, что про них много правды в Европе написано и позволяют своим агентам ее повторять, когда необходимо поймать жертву.

— Но откуда вы все это знаете? — вдруг спохватился Паркер, вспомнив о том, как эта девушка-простушка только что мило болтала ему о любви к деревьям и птицам.

И снова подозрение закралось в него. Те глаза были совсем серые, а вот в этих синие искры опять заблистали и залучились, маня его в свою глубину. Паркер хотел с ними бороться, но не смог. Он погрузился в ее взгляд.

— Мне рассказывали друзья в Париже о таких случаях. Я читала в русских газетах. Я ваш чичероне и вы должны слушаться, — сказала она наставительно. — В этой стране слушайте, что угодно, но сами помалкивайте.

— Но почему вы так все знаете? Вы же мне только что сказали, что ничего не знаете, что делается в России? — настаивал он.

— Знаю и знаю, что вы ко мне пристаете, — с шутливым укором ответила она. — Лучше поблагодарите меня, что я вас избавила от неприятностей и, может быть, немалых.