Грэм Грин - Третий

— А возможно, — сказал я, — что все хотели большей доли в добыче. И воры перессорились.

На сей раз Мартинс ничуть не рассердился.

— Мы не сходимся в оценке мотивов, но вы, очевидно, тщательно проверили все факты. Прошу прощенья за тогдашнее.

— Ничего.

Есть минуты, когда нужно принимать мгновенные решения. Я, был в долгу перед Мартинсом за его откровенность. И сказал:

— Ознакомьтесь с фактами из дела Лайма, тогда все поймете. Только не теряйте головы. Это вас потрясет.

Не потрясти это не могло. Война и мир (если его можно назвать миром) породили различного рода злоупотребления, однако Лайм затеял самое гнусное. Торговцы продуктами на черном рынке по крайней мере поставляли их, то же самое относилось и к сбывавшим товары втридорога. Но пенициллиновое дело — особая статья. В Австрии это лекарство поступало только в военные госпитали: законным путем его не могли получить ни один гражданский Врач, ни одна гражданская больница. Вначале пенициллин просто крали и продавали австрийским врачам по бешеным ценам — стоимость ампулы доходила до семидесяти фунтов. Можно сказать, что это была форма распределения — несправедливого, потому что она приносила пользу лишь богатым, хотя и обычное распределение вряд ли было бы справедливее.

Какое-то время все шло благополучно. Иногда кое-кто попадался и нес наказание, но опасность лишь повышала цену на пенициллин. Потом большие люди углядели здесь большие деньги, и теперь тот, кто крал, стал иметь меньше, но зато взамен получал определенную безопасность. В случае чего вора брали под крылышко. Человек подчас находит для себя эгоистические оправдания: совесть многих мелких людишек облегчает мысль, что работают они на хозяина. А вскоре они в собственных глазах становятся почти такими же достойными людьми, как и любой рабочий: каждый считает себя одним из многих, а вина если и существует, то падает на работодателя.

Это я назвал второй стадией. Третья стадия началась, когда барыши показались главарям слишком скромными. Такое положение с лекарством не вечно, и потому им хотелось загрести побольше и побыстрее, пока сбыт был успешным. Они стали добавлять в жидкий пенициллин подкрашенную водичку, а в порошковый — песочек. У меня в одном из ящиков стола образовалась маленькая коллекция, и я показал Мартинсу ее экспонаты. Ему не нравилось то, о чем я рассказывал, но суть дела оставалась пока неясна.

— Видимо, пенициллин от этого становился непригодным, — сказал он.

— Будь только это, — ответил я, — мы волновались бы меньше. Но посудите сами. Человек может стать невосприимчивым к пенициллину. Применение такой смеси в лучшем случае делает для больного пенициллин неэффективным. Это не шутка, если у него венерическая болезнь. А присыпание ран вместо пенициллина песком — ну, скажем, не способствует их заживлению. Многие лишались рук, ног и — жизни. Однако больше всего меня ужаснуло посещение детской больницы. Там для лечения менингита была куплена такая смесь, и одни дети умерли, а другие лишились рассудка. Сейчас они в психиатрическом отделении.

Мартинс сидел, хмуро уставясь на свои руки.

— Жутко подумать, правда? — сказал я.

— Вы пока не предъявили доказательств, что Гарри…

— Сейчас приступим к этому. Сидите спокойно и слушайте.

Я открыл досье Лайма и стал читать. Поначалу шли косвенные улики, и Мартинс нетерпеливо ерзал. В сущности, они представляли собой случайные стечения обстоятельств — сотрудники докладывали о том, что в такое-то время Лайм находился в таком-то месте, о его знакомствах с определенными людьми, о возможностях злоупотреблений. Мартинс даже запротестовал:

— Но сейчас это все можно обратить и против меня.

— Слушайте дальше, — сказал я.

Гарри Лайм вдруг стал осторожным: видимо, понял, что мы подозреваем его, и перепугался. Он занимал довольно видное положение, а такие люди легко поддаются страху. Пришлось поместить одного из наших сотрудников санитаром в английский военный госпиталь: к тому времени мы знали посредника, но не могли выйти на главаря. Не буду докучать читателю всеми подробностями, как тогда Мартинсу, — потребовалось много усилий, чтобы войти в доверие к посреднику, человеку по фамилии Харбин. В конце концов мы взяли Харбина в оборот и давили, пока он не раскололся. Полиция в подобных случаях действует по методу секретной службы: подыскиваешь двойного агента, которого можешь полностью контролировать. Харбин подходил для этой цели больше, чем кто бы то ни было. Но даже он вывел нас только на Курца.