Джек Хиггинс - Эпицентр бури

Дорога пролегала между деревьев, она привела его прямо к ферме. Несколько кур бродили по двору. Дом и два больших сарая (или хлева) составляли хутор. Все выглядело очень запущенным, как если бы рука человека годами ни к чему не притрагивалась. Но Диллону было известно, что многие сельские жители предпочитают жить именно так. Он вышел из машины, подошел к двери, постучал, потом попробовал открыть. Она была заперта. Он повернулся и направился в ближайший сарай. Его деревянные двери были открыты. Внутри стояли фургон фирмы «Моррис» и «форд» на кирпичах вместо колес. Кругом лежали сельскохозяйственные орудия.

Диллон достал сигарету. Когда он собрался прикурить, прикрыв огонек ладонями, за его спиной раздался голос:

— Кто вы? Что вам здесь нужно?

Он обернулся и увидел девушку, стоявшую в дверях. На ней были мешковатые штаны, заправленные в резиновые сапоги, толстый свитер под старой теплой курткой и плоский вязаный берет, какие носят в рыбацких поселках на западном побережье Ирландии. В руке у нее был двуствольный обрез. Как только он шагнул к ней, она взвела курок.

— Оставайтесь на месте! — У нее был сильный ирландский акцент.

— Вы, должно быть, Анжела Фахи? — сказал он.

— Да, Анжела, ну и что из того?

Танин оперативник был прав: она действительно выглядела как молодая крестьянка — с широкими скулами, вздернутым носом и какой-то свирепостью на лице.

— Вы действительно выстрелите из этой штуковины?

— Если вы меня вынудите.

— Жаль, я просто хотел повидать двоюродного брата моего отца, Данни Фахи.

Девушка нахмурилась:

— А вы-то сами кто, черт возьми?

— Меня зовут Диллон, Син Диллон.

Она хрипло рассмеялась:

— Это грязная ложь. Вы даже не ирландец. Син Диллон умер, все это знают.

Диллон произнес с характерным для жителя Белфаста акцентом:

— Украсть биографию великого человека, дорогая! Все, что я могу сказать, — слухи о моей смерти здорово преувеличены.

Она опустила ружье.

— Святая Мария! Вы — Син Диллон?

— Собственной персоной. Внешность может быть обманчивой.

— О Боже! — сказала она. — Дядя Данни говорит о вас все время, но мне всегда казалось, что в этих историях нет ничего реального. И вот вы здесь.

— Где он?

— Отремонтировал машину хозяина трактира и час назад уехал, чтобы отогнать ее. Сказал, что обратно придет пешком. Я не удивлюсь, если он останется там выпить.

— В это время дня? Разве трактир не закрыт до вечера?

— Это по закону, господин Диллон, но не в Доксли. Они никогда не закрываются.

— Тогда поехали за ним.

Девушка положила обрез на лавку, забралась в машину и уселась рядом с ним. Когда они тронулись, Диллон спросил:

— Что вы можете рассказать о себе?

— Я выросла на ферме, в Галвее. Моим отцом был Майкл, племянник Данни. Он умер шесть лет назад, когда мне было четырнадцать. Через год моя мать снова вышла замуж.

— Дай я сам расскажу, — перебил Диллон. — Вы не сошлись характерами с отчимом?

— Что-то вроде этого. Дядя Данни приезжал на похороны моего отца. Там я его и увидела, и он мне понравился. Когда стало очень тяжело, я ушла из дому и приехала сюда. Он очень обрадовался, написал моей матери, и она согласилась, чтобы я осталась здесь. Была рада избавиться от меня.

В ее словах не было никакой жалости к себе, и Диллон почувствовал к ней нежность.

— Говорят, худа без добра не бывает.

— Я подумала и сообразила, — обратилась она к Диллону. — Если вы двоюродный брат Данни, а я его внучатая племянница, тогда мы кровные родственники, разве не так?

Диллон рассмеялся:

— В какой-то степени.

Казалось, она пришла в восторг. Откинувшись на сиденье, она прошептала:

— Я, Анжела Фахи, родственница величайшего солдата ИРА.

— Есть люди, которые не согласятся с такой оценкой, — сказал Диллон, когда они доехали до деревни и он остановил машину возле трактира.

У деревни был запущенный вид: не больше пятнадцати пришедших в упадок домов, нормандская церковь с башней и большое кладбище. Трактир назывался «Зеленый человек», и даже Диллону пришлось нагнуться, чтобы войти. Потолок был очень низкий, с балками. Пол был сделан из тяжелых каменных плит, истертых годами. Стены выкрашены в белый цвет. Человеку в рубашке с короткими рукавами, стоявшему за стойкой бара, было не меньше восьмидесяти. Он поднял голову, и Анжела спросила:

— Он здесь, господин Дальтон?

— У камина, пьет пиво, — откликнулся старик.

В широком очаге, сложенном из камня, горел огонь. Перед ним стоял стол и деревянная скамья. За столом сидел Данни Фахи и читал газету. Перед ним стоял стакан. Это был человек лет шестидесяти пяти, с неопрятной седеющей бородой, в матерчатой кепке и старом твидовом костюме.