Питер О'Доннелл: Недоступная девственница

Чтобы снять фильтр, промыть его в бензине и поставить на место, Модести — так звали хозяйку самолета — много времени не потребовалось. Она могла бы вылететь уже на следующий день, но задержалась в Калимбе на целых двенадцать суток — вначале, чтобы дать доктору Джайлзу Пеннифезеру столь необходимую для переливания пинту крови, а потом — чтобы помочь ему в деле куда более неотложном.

Модести не принадлежала к категории людей, которые по первому зову бросаются на помощь слабым и обездоленным, но, поскольку ситуация принимала угрожающий характер, а рассчитывать на кого-то еще доктору Пеннифезеру не приходилось, бросить его в такой момент Модести не смогла.

Чета Мбарраха поселила Модести в одной из комнат своего небольшого дома. Вместе с Эйнджел Мбарраха Модести стирала грязные бинты, скребла и мыла полы в больнице, ставила пациентам градусники, выносила за ними горшки, а когда поступали больные с признаками гангрены и доктор Пеннифезер решался на ампутацию, она ассистировала ему в чулане, выполнявшем роль операционной.

Что касается доктора Джайлза Пеннифезера… Ему было тридцать лет, хотя выглядел он моложе, — долговязый неуклюжий парень, словно состоящий только из рук и ног. К тому же бестолковый.

Модести чувствовала, что с академической точки зрения как врач он представляет собой нечто невообразимое. И тем не менее Джайлз Пеннифезер был настоящим врачом.

Сейчас Джайлз оперировал женщину с внематочной беременностью. Его операционный костюм состоял из идеально выстиранных и столь же безукоризненно выглаженных выцветшей голубой рубашки и шортов цвета хаки. Прямые светлые волосы торчали дыбом, словно колючки чертополоха, голова была повязана широкой лентой, чтобы пот не заливал глаза; одним словом — персонаж комедии.

Модести стояла у операционного стола в импровизированной шапочке из шелкового шарфа. В такую жару она предпочла бы ограничиться этим нарядом, но, дабы не шокировать семейство Мбаррахов и Джайлза, ей пришлось натянуть на себя еще и хирургический комбинезон, который Эйнджел соорудила из женского халата.

Больная находилась под действием эфира. Пока операция шла нормально. Джайлз Пеннифезер уже умудрился перевернуть поднос с инструментами и теперь ждал, пока Модести простерилизует их, мыча какую-то мелодию и подозрительно косясь на разверстую брюшную полость, из которой торчал букет всевозможных зажимов.

— Первый раз сталкиваюсь с таким случаем, — пробормотал он, — я имею в виду внематочную. Как-то странно все выглядит, старуха…

Модести безуспешно пыталась вспомнить, кто еще осмелился бы назвать ее старухой, и недоумевала, почему она ничего не имеет против такого обращения со стороны Джайлза. Она перевернула скальпелем страницы захватанной и обглоданной собаками толстой медицинской книги.

— По-моему, это то самое.

Джайлз Пеннифезер поднял руки в перчатках и склонился над страницей так быстро, что Модести едва успела убрать поднос с инструментами из-под его локтя.

— Здесь-то все понятно, — произнес Джайлз после некоторого раздумья, — но в животе бедняжки безобразная неразбериха.

Он замолчал, перечитывая описание.

— Ага, в форме трубы. Что-то припоминаю. А как поживает нога юного Бомуту, Модести?

— По-моему, хорошо. Послушай, Джайлз, не могу понять, у нее все в порядке с давлением и дыханием?

— Откуда я знаю? Когда давление падает, человек бледнеет. Попробуй-ка определи это по черной коже! А вообще-то дышит она паршиво.

Джайлз внезапно склонился над лежащей без сознания женщиной и твердо сказал:

— Послушай меня, Йина, старушка, дыши нормально и легко, как положено хорошей девочке. Ясно?

Еще несколько секунд Джайлз насмешливо смотрел на женщину, и Модести вдруг заметила, что та задышала легче.

— Надо бы капнуть на маску еще несколько капель эфира, — сказал Джайлз.

Модести взяла пузырек с анестезирующей жидкостью и выполнила его распоряжение. Джайлз бросил еще один взгляд на вскрытую брюшную полость и решительно кивнул головой.

— Хватит болтаться без дела! Сделаем вот здесь небольшой разрез, вытащим эту штуковину наружу, а потом вновь пришьем трубу.

Модести вложила в руку Джайлза скальпель, он бросил короткий взгляд на черное лицо больной.

— Вот так, Йина, пончик ты мой. Сейчас мы тебя в момент раскромсаем.

Это окончательно убедило Модести в том, что Джайлз и понятия не имеет о хирургии, а действует по наитию. В какие-то моменты его неуклюжие руки вдруг становились невероятно ловки, словно из самых глубин подсознания ими руководил кто-то, кто все знал. То, как Джайлз накладывал швы, привело бы в ужас даже подмастерье сапожника, но хотя он и оставлял после себя безобразные шрамы, действие его скальпеля исцеляло на глазах.