Станислав Гагарин - Три лица Януса

Но… Едва первые разъезды втянулись в ущелье, сверху полоснула кинжальная очередь пулемета. Дорога через ущелье была закрыта напрочь: белые опередили Лапиньша.

Полк временно укрылся за скалой. Нечего было и думать идти через ущелье, очереди бы скосили людей. Это верное самоубийство, а другой дороги не было…

— Что будем предпринимать, товарищи? — обратился к своим командирам Лапиньш.

— Может быть, попытаться в обход? — неуверенно сказал один из собравшихся.

Начальник штаба прикинул расстояние по карте.

— Переход займет не меньше двух суток, — сказал он.

— Не годится, — произнес комполка. — Белые уйдут в Закавказье, прорвутся к Баку.

— Есть предложение…

Вперед выступил начальник разведки Арвид Вилкс.

— Беру с собой десяток ребят, из-за прикрытия разгоняем коней, проскакиваем аллюром пристрелянную зону, пока беляки соображают, мы влетаем в мертвое пространство, под скалу, а там… И — эх!

Арвид поднял руку и с силой рубанул воздух.

Лапиньш с сомнением покачал головой.

— Не успеешь, Арвид, — сказал он. — Порежут вас всех из пулемета.

— Успею, товарищ Лапиньш, ты только разреши, — с жаром заговорил начальник разведки, прижимая руку к груди.

— Можно успеть, командир…

Ахмед подошел к Арвиду и стал рядом.

— Если разрешишь, буду с ним вместе. Когда рядом друг, пуля обходит тебя стороной.

— Спасибо, Ахмед.

Арвид Вилкс пожал боевому товарищу руку.

— Ну хорошо, пробуйте, — сказал Лапиньш. Они попробовали… Но потеряли людей, сами едва не погибли. Отчаянная вылазка не удалась.

Тут Лапиньша тронул за рукав адъютант и, склонившись, шепнул на ухо.

— А что она хочет? — спросил командир полка.

— Не знаю, — сказал адъютант. — Но просится говорить лично с вами.

— Ну хорошо, позови.

Перед Лапиньшем стояла худенькая молодая женщина-горянка. Голова ее была закутана в большой белый платок, черные блестящие глаза спокойно смотрели на Лапиньша.

— Я пойду туда, командир, — сказала она. — Женщину они не тронут.

— Куда пойдешь? — не понял Лапиньш.

— К пулемету пойду.

Женщина развернула складки платка, сунула руку за пазуху и вытащила длинный кинжал.

— Еще не хватало, чтоб вместе с нами гибли женщины, — сердито сказал Лапиньш. — Или у нас мало смелых мужчин?

— Разреши мне пойти, командир, — повторила она. — Женщину они не тронут. Не догадаются, зачем к ним иду.

— Верно она говорит, товарищ Лапиньш, — сказал один из горцев. — Здесь пройдет только женщина…

В это время показался в толпе бойцов Ахмед, он уходил перевязать голову, ушибленную при падении с коня. Ахмед увидел женщину, стоявшую перед командиром с кинжалом в руке, и крикнул:

— Муслимат!

Женщина обернулась, увидев мужа, смутилась и спрятала оружие на груди.

— Ты знаешь ее, Ахмед? — спросил Лапиньш.

— Это жена моя, командир… Муслимат.

— Жена? А ты знаешь, что она предлагает одна снять пулеметчиков в ущелье?

— Если моя жена так говорит, значит, сможет, — сказал Ахмед.

Он повернулся к Муслимат.

— Я знаю, что ты сумеешь подойти к ним близко, — заговорил он с ней на родном языке. — Но скажи мне, Муслимат, не дрогнет ли у тебя рука, когда ты станешь убивать их? Это ведь не женское дело, убивать…

— Не дрогнет, Ахмед.

— Тогда иди. Наш сын Сиражутдин находится в надежном месте?

— Да, он у твоей матери, Ахмед.

— Тогда иди, Муслимат. И да поможет тебе аллах…

Он повернулся к Лапиньшу.

— Эта женщина пройдет, командир. Разреши ей…

— Хорошо, — поморщившись, сказал Лапиньш. — Только не по дороге же тебе идти…

— Да, командир, я пойду с другой стороны, — ответила Муслимат. — Когда все будет готово, я крикну вам и махну со скалы платком.

Весь отряд, сидя в седлах и изготовившись к решительной атаке, терпеливо ждал сигнала.

Лапиньш смотрел на часы и тихонько ругал себя по-латышски за то, что согласился отпустить Муслимат.

— Надо думать другой вариант, — сказал он, поворачиваясь к начальнику штаба.

И вдруг один из наблюдателей крикнул:

— Платок! Платок вижу! Белый! Эгей!

Из ущелья донесся женский крик.

— Вперед!

Лавою вырвались конники из-за скалы и понеслись к ущелью.

Пулемет молчал…

Оглушительное «Ура!» разорвало горный воздух и, отразившись о стены ущелья, многократным эхом прокатилось по горам.

— Ура!

…Когда окончился бой, Лапиньш попросил привести к нему Муслимат.

Он вышел с нею и перед строем бойцов крепко, по-мужски пожал ей руку.