— Да нет, можно и на «ты». А комната не моя, я ее снимаю, — Михаил не получал от чекистов никаких инструкций по поводу посещения своей комнаты посторонними лицами, но подумал, что будет неплохо, если у минского снабженца в Москве появятся московские друзья. Кроме того, хороший случай еще раз отработать легенду.
— Так ты что, не москвич? — Ольга оторвалась от разглядывания книг на этажерке.
— Я из Минска. Приехал в командировку по снабжению от облпотребсоюза. Тут у меня есть один дальний родственник, он сейчас в отъезде. А как вернется, обещал помочь здесь с работой и жильем. Если все сложится, поеду в Минск, уволюсь и в Москву перееду, — не торопясь, рассказывал Глебов, расставляя на столе тарелки.
— Хорошая комната, — обращаясь к Ольге, произнес Борис. — У меня вот один друг тоже комнату хочет снять, да никак не получается. А тебе как помогло?
— Так мне родственник еще заранее снял комнату в другом месте, но пока я ехал, к той хозяйке сын-офицер приехал… или перевели его, не знаю. Так что в комнате мне было отказано, но она подсказала пару адресов. Вот так я здесь оказался. Если очень нужно, надо у нее спросить, может еще что подскажет.
— Слушайте, болтуны, кто вино открывать будет? — нервные потрясения и позднее время заметно утомили девушку. — Боря, не злоупотребляй гостеприимством хозяина.
Опустошив по случаю примирения бутылку вина, гости собрались уходить, но вдруг Борис узрел на этажерке шахматную доску. Как ни уговаривала его Ольга, но он предложил Глебову «сгонять напоследок партейку». Однако уже через несколько ходов выяснилось, что Глебов играет значительно сильнее соперника, и тот, поняв это, прервал состязание, признав себя побежденным. Михаил проводил гостей на лестницу, и тут его ожидал очередной сюрприз. Борис объявил, что в грядущую пятницу у него день рождения и он приглашает Леонида, но только обязательно вместе с той самой девушкой. Там, на дне рождения, Борис и Ольга их обязательно помирят. Не слушая возражений Михаила, Борис, напевая утесовское «Пока», быстро потопал по лестнице. За ним, поцеловав ошеломленного Михаила, также быстро стала спускаться Ольга.
Вернувшись в комнату, Глебов попытался, как учил грамотный мужик из института, подвести итоги дня, но, не раздеваясь, упав на кушетку, в ту же минуту забылся молодым здоровым сном.
…Глебов закончил рассказ. Климов и Прохоров переглянулись. Вчерашние приключения Михаила они выслушали с интересом, но во взгляде каждого читалось разочарование. На встречу снова никто не пришел, и они не понимали причины происходящего. Хорошо хоть в запасе оставалась неделя. Прохоров встал, прислушался к посвисту птиц, потом посмотрел на Глебова, сидящего на пеньке напротив чекистов:
— Слушай, Михаил… тьфу ты, Леонид. Попробуй взгляни на вчерашний вечер чужими глазами. Тебе ничего странного не показалось во всем, что случилось?
Михаил усмехнулся про себя: «А у этого чекиста подход тот же, что и у институтского преподавателя. Хотя представить его за кафедрой сложно. Просто умный мужик. Чувствуется, попали они сейчас со мной в сложную ситуацию, пытаются за что-то зацепиться. Ты же сам вчера хотел все проанализировать, а вместо этого задрых, пока эти мужики утром не разбудили».
— Нет, ничего необычного не заметил.
— А в поведении этой мадмуазели ничего такого не было?
— Да, пожалуй, нет. Только… — Глебов замешкался.
— Что только? — нетерпеливо вмешался Климов.
— Понимаете, нога у нее очень быстро прошла. То хромала, идти не могла, а потом как рукой сняло.
Михаилу и самому этот момент сначала показался подозрительным, но дальнейшее поведение Ольги… эти поцелуи, намеки как-то отодвинули в сторону всякие предположения. Он заметил, как Прохоров бросил быстрый взгляд на Климова.
— Ну, ладно, на сегодня будем заканчивать, завтра видно будет, — неопределенно сказал Климов, посмотрев на часы. По дороге к машине Глебов заикнулся было о мнении чекистов по поводу приглашения Глебова на день рождения Бориса, но и на этот вопрос Климов обещал ответить на следующий день.
Кукушка закуковала, когда до машины оставалось несколько шагов. Климов остановился как вкопанный, поднял палец и начал считать про себя. Едва кукование смолкло, он повернулся к спутникам и с улыбкой заключил:
— Поживем еще.
Но не успели они двинуться дальше, как птица вдруг снова подала голос. Теперь уже Прохоров навострил уши. Но что-то, видимо, помешало вещунье, поскольку она почти сразу замолчала, а Николай Николаевич, подождав несколько секунд, озадаченно развел руками:
Читать дальше