Себастьян Фолкс - Дьявол не любит ждать

В десять вечера они вышли из парка и направились к вокзалу. Сев в поезд, Бонд, несмотря на всю усталость, почувствовал радость от предстоявшего им ночного путешествия: его вообще привлекала романтика железных дорог, вокзальная суета, трогательные слезы прощания и счастливые встречи.

— Как тебе удалось достать такие места? — спросил он, оглядывая шикарное двухместное купе: такие обычно резервировали для партийных чиновников высшего ранга. — Ты очаровала проводника?

— Никто никого не очаровывал. Из тех денег, которыми ты разжился на бензоколонке, я отвалила ему сумму, равную примерно его трехмесячной зарплате. Ты же сам видел его физиономию, правда?

— Видел, — согласился Бонд. — Такое не забывается.

— Он сказал, что на эти места в последний момент может явиться кто-нибудь из партийных шишек и тогда ему придется перевести нас в обычное купе — но и ему, и мне это кажется маловероятным. Если бы кто-то забронировал такое купе, он сел бы уже здесь, в Москве, а не где-нибудь в Клину или в Бологом. Когда поезд тронется и все утрясется, он обещал принести нам водки. «Столичной». Я попросила принести и еды. Он обещал посмотреть, найдется ли у него что-нибудь. Если нет, придется рассчитывать только на остатки сыра.

— Ну, это не самое страшное, — сказал Бонд.

Когда «Красная стрела» тронулась в путь, он вдруг почувствовал, что смертельно устал. Скарлетт склонила голову ему на плечо, и они вместе молча смотрели в окно на проплывающий мимо пейзаж: серые северные пригороды Москвы постепенно уступали место бескрайним полям. «Всё, проблемы кончились, больше ничего плохого случиться не должно», — подумал Бонд. Поезд бодро бежал сквозь ночную тьму по направлению к бывшей столице Российской империи, к резиденции царей Романовых, к их роскошным дворцам.

Примерно через час проводник постучал в дверь купе, и Бонд со Скарлетт поспешно отодвинулись друг от друга, чувствуя себя виноватыми, как если бы их застали за чем-то неприличным. Проводник как ни в чем не бывало, словно подуставший от своей работы официант, расстелил на нижней полке газету «Правда». Из коричневого бумажного свертка он извлек полбуханки черного хлеба, бутылку «Столичной», кулек чернослива и два куска филе какой-то копченой рыбы.

Бонд смотрел на Скарлетт: она, улыбаясь, дала проводнику еще денег. «Нет, она действительно необыкновенная женщина», — подумал он, наблюдая, как она мило беседует с едва знакомым мужчиной, который — несомненно, под влиянием ее чар — даже отказался от дополнительного вознаграждения.

Когда проводник ушел, Скарлетт сказала:

— Я наврала ему, что ты, дорогой, с Украины. — В глазах ее плясали озорные искорки. — Надеюсь, ты не против?

Бонд улыбнулся и, открыв бутылку «Столичной», хорошо приложился, сделав несколько глотков прямо из горлышка. Он предложил Скарлетт тоже выпить, но она покачала головой. С едой они покончили быстро и закурили. Бонд отметил, что Скарлетт предусмотрительно успела купить на вокзале дешевые русские сигареты. Теперь они сидели друг против друга; Скарлетт смотрела в окно, а Бонд по большей части — на нее.

Он вспомнил, как вернулся в свой номер гостиницы в Париже и увидел там ее, сидящую в кресле с позолоченными ручками, под большим зеркалом, вспомнил ее скромно, но не без кокетства скрещенные ноги и сложенные на груди руки… «Прошу прощения, что напугала вас, мистер Бонд… Мне просто очень нужно было с вами увидеться. И я не хотела, чтобы вы снова дали мне от ворот поворот».

И вот сейчас, сидя в поезде и глядя в окно в непроглядную темноту русской ночи, она выглядела усталой, но от этого не менее красивой. В ее больших карих глазах отражались огоньки проносившихся мимо станций. Ее губы слегка приоткрылись и чуть подрагивали, как это бывало, когда она просыпалась. Вот она убрала за ухо прядь черных волос. Интересно, знает ли она, что он на нее смотрит? Если нет, то зачем тогда этот красивый жест, открывающий безупречные очертания ее розового ушка, такого изящного и нежного, что Бонд с трудом удерживался от того, чтобы не наклониться и не поцеловать его?

Бесконечный перестук колес набравшего скорость поезда, мягкое покачивание вагона и поскрипывание деревянных панелей, которыми было отделано купе, — все это звучало для усталых путешественников как самая лучшая на свете колыбельная. Бонд уже несколько дней не пил ни глотка спиртного, и поэтому водка быстро ударила ему в голову. Почему-то в его памяти всплыли другие, почти забытые путешествия — например, в «Восточном экспрессе» с Таней… «Пора умываться и готовиться ко сну, — подумал он, — да-да, самое время застелить постель и забраться под одеяло…»