Андрей Остальский - Синдром Л

Так вот — наяву ли, в бреду ли, но почему-то таинственная Шурочка называла меня этим странным именем — Рустам. А я с ней не спорил. Потому что, как известно, хоть горшком назови, только в печь не станови. Только не отказывай мне в любви своей.

Но при чем здесь подруга Нинки Соколовой, живущая в старинном красивом доме? Вот в этом и был главный вопрос.

Когда она только открыла дверь, меня точно током ударило. Первое, что бросилось в глаза, — волосы эти удивительные, копна золотая. Вдруг пришло из каких-то глубин знание, что именно такие волосы были у таинственной Шурочки. Неужели это она? Я стоял как истукан и еле-еле слова выговаривал. Похож был, наверное, на дефективного. Смотрел на нее не отрываясь. Стоял и думал: вот эта девушка прекрасная, наверно, и есть Шурочка. Ведь такой цвет волос встречается очень редко. Вдобавок ее, девушку эту феноменальную, зовут Саша, Александра. Значит, она вполне может и Шурочкой именоваться! И недаром же она смотрит на меня так странно и завороженно, словно я призрак какой-то… И недаром глядели мы друг на друга и наглядеться никак не могли. И про Нину забыли напрочь и на ее вопросы отвечали невпопад.

Но вот теперь эта Шурочка (или не-Шурочка) почему-то выставила меня вон. Что дальше делать? Из-за двери слышались звуки, понятно было, что она вот-вот выйдет в этот свой магазин. Рассердится, наверно, если увидит меня торчащим возле ее квартиры. Да еще, не дай бог, с отцом ее в самом деле столкнемся. В общем, дунул я вниз прямо по лестнице, не хотел лифта дожидаться. Внизу вахтер посмотрел нехорошо. Подозрительно. Когда мы входили сюда с Ниночкой, он тоже приветливости не излучал. Но все же пропустил без звука — видно, Нину знал хорошо, а может, даже и инструкцию имел: «эту» — пропускать. Не исключено даже, что и кавалер был «этой» как бы положен. По принципу: «Соколова плюс один». Но вот этот «один», выходящий без основного контингента, — уже непорядок. Вахтер даже, кажется, собирался остановить меня и подвергнуть допросу. Даже выскочил из своей будки. Но в итоге поленился. И вернулся на свое место, что-то ворча себе под нос.

И я благополучно вылетел на улицу. Куда идти дальше? Наискосок на противоположной стороне я увидел книжный магазин. Туда и направился. У магазина была замечательная витрина — достаточно большая и под правильным углом все отражающая. Почти вся улица просматривалась. Включая подъезд дома, из которого я только что вышел. Я стоял и смотрел в витрину и заодно ковырялся в себе, пытаясь понять, что со мной происходит. И не мог.

И тут я ее увидел — она выскочила из подъезда с полубезумным видом. Что это она так? В кулинарию опоздать боится, папочку своего драгоценного без котлеты оставить?

Она остановилась на секунду. Посмотрела направо, потом налево. Потом прямо, и наискосок тоже посмотрела. Увидела кого-то. И кто-то весь напрягся, и сердце у кого-то застучало. Она быстро пересекла улицу, прошла мимо не глядя. Могло показаться, что кивнула кому-то. Но это был такой еле заметный кивок, непонятно куда направленный. Уверенности ни в чем быть не могло. «Может ли быть такое, что она меня не заметила?» Мысль эта казалась совершенно абсурдной, но я должен был допустить и такую возможность, прежде чем поверить в то, во что хотелось поверить.

Она свернула в подворотню, и я тут же пошел за ней. Она шла медленно, не оглядываясь. Но как только я догнал ее, она повернулась, обняла меня и зашептала что-то жаркое и нежное. Что не может без меня или что-то в этом роде, слов я не разбирал. И я тоже стал целовать ее, не обращая больше внимания ни на что вокруг. И наконец решился. С замирающим сердцем прошептал ей в ухо: «Шурочка, Шурочка, это ведь ты, ведь ты… я искал тебя, искал и вот нашел».

Как она будет реагировать? Скажет: какая я тебе Шурочка? Ты что, с ума спятил?

Но она кивала головой, и по лицу ее текли слезы. Я даже представить себе не мог, что их может быть так много — просто водопад! Слезы были горячие и соленые, и я с наслаждением пробовал их на вкус. Шурочка!..

— У нас с тобой в миру будет одно имя! Как символ нашего единства, — сказала она. — Ты скажешь, например: Саша, плесни, пожалуйста, мне еще чаю. А я отвечу: конечно, Саша, с удовольствием. Правда, забавно? Каждый раз, когда мы будем произносить эти два простых слога — Са-ша, мы будем знать, что зовемся одинаково, потому что мы — одно целое. И только в самые интимные моменты — вот как сейчас — можно прошептать на ушко наши с тобой секретные имена. Никто и никогда не должен знать, что ты — Рустам, а я — Шурочка.