Станислав Гагарин - Разрешение на проезд в спальном вагоне

— Так он ведь у тебя уже пристроен к делу Киселева, ищет повод для ревности.

— Ничего, Кирюшина на все хватит. И потом, честно признаться, интуиция подсказывает, что тут не ревностью пахнет, а чем-то более страшным.

— Завтра утром я схожу на станцию, с этим сторожем поговорю, поброжу по пляжу, — сказал Леденев. — Ведь Василий Пименович рекомендовал мне вести расследования в плавках, а я вот по случаю сегодняшнего «ЧП» из чемодана их даже не вынул.

— Давай, давай, — сказал Корда. — Для наших мест небывалая стоит жара. Эдак ты будто на юге загоришь, только гляди кожу не сожги, у нас солнце обманчивое.

— Не сожгу, — пообещал Леденев. — И вот еще что, Николаич. Я подготовлю запрос в Москву о связях Марины Бойко в столице, она ведь там училась. Ты организуй, чтоб завтра моя депеша ушла из Трубежа.

— Будет сделано, — сказал Корда.

Он был прав. Такой жары не припоминали старожилы, а метеорологи прикидывали, что столбики термометров не поднимались на подобную высоту едва ли не полвека.

Гостиничный буфет открывали в семь утра. Леденев с удовольствием выпил два стакана местного чая, именовавшегося в меню почему-то «калмыцким». Чай был с молоком, маслом и с солью. О таком напитке Юрий Алексеевич только слыхал от товарищей, работавших в Средней Азии, и чай ему, такой непривычный, неожиданно сразу пришелся по вкусу.

Хороши были и свежие горячие беляши. Леденев любил завтракать плотно, трубежская кухня подняла ему настроение, на пляж он отправился пешком и без десяти минут восемь уже снимал щеколду калитки спасательной станции.

Здесь было пустынно и тихо.

«Не видно бдительного сторожа, Исидора Матвеевича, — подумал Леденев. — Не «бормотушкой» ли пробавляется сей оригинал?»

Он угадал.

Еремеева Юрий Алексеевич нашел в небольшой, заваленной рухлядью каморке, она служила жильем для старика и, по-видимому, «лабораторией» для его сомнительных опытов. Леденев постучал в дверь, услышал неразборчивое бормотание и вошел.

Сторож сидел за ветхим деревянным столом перед трехлитровой банкой с темной жидкостью. Подле стояла большая алюминиевая кружка, ее дед Еремей, кажется, только что опорожнил до половины, и стук в дверь помешал ему расправиться с тем, что Леденев уже определил «бормотушкой». Он заметил, как плескалась, успокаиваясь, поверхность жидкости в кружке, а Исидор Матвеевич медленно вытирал губы тыльной стороной ладони.

— Здравствуйте, Исидор Матвеевич, — приветствовал старика Леденев. — Извините, что побеспокоил.

Воздух в каморке был тяжелым, замешанным на сложных запахах, различались порой мутный дух застарелого нечистого белья, пригоревшей пищи; напоминала о своем присутствии свежая масляная краска, клубился, одолевая все остальное, запах перебродивших дрожжей.

— Доброе утро, молодой человек, — сказал дед Еремей. — Не извиняйтесь, в это время к Исидору Матвеевичу можно входить даже без стука. Садитесь к столу.

— Почему именно в это время? — сказал Юрий Алексеевич, осторожно усаживаясь на табурет, который старик выудил ногой из-под стола.

— Набравшийся ввечеру просыпается рано, — ответствовал Исидор Матвеевич.

Он встал, схватил руками стеклянную банку и наполнил кружку доверху.

— Поутру его мучит жажда, желание пропустить глоток становится нестерпимым, но магазины во власти драконовского закона, а ждать нету мочи. И тогда он вспоминает про Исидора Матвеевича с его знаменитой «бормотушкой» и без стука, я понимаю его состояние и потому прощаю такое хамство, без стука входит к деду Еремею, так они меня называют между собой, я знаю… Пейте, молодой человек, вы сегодня первый, и еще постучали к тому же.

— Разве я похож на человека, который жаждет опохмелиться, Исидор Матвеевич? — улыбнулся Леденев.

— Я не физиономист, молодой человек, но ко мне по утрам приходят только за этим. И потом — «бормотушка» есть зелье особое, ничего общего с опохмеляющими средствами не имеющее, хотя и голову лечит, это точно. Отведайте.

«Придется тебе, Леденев, глотнуть этой отравы, — подумал Юрий Алексеевич, беря кружку в руку. — «Утешимся тем, что пьем «бормотушку» в оперативных целях».

Он сделал добрый глоток и отнял кружку ото рта.

— Еще немного, молодой человек, и тогда можете закурить.

— Я не курю.

— Похвально. Обычно эти два порока — вино и табак — идут друг с другом об руку.

Леденев сделал еще глоток. Жидкость была холодной и на вкус приятной. Чувствовалось присутствие каких-то фруктов, ощущалась солодкость и едва различимое присутствие хмеля. Словом, для пития «бормотушка» казалась вполне приемлемой.