Станислав Гагарин - Разрешение на проезд в спальном вагоне

— Это точно, — сказал дед Еремей. — Надо, конечно. А вы и впрямь приезжий, я вас до вчерашнего дня ни разу не встречал.

Рейсовый самолет из Франкфурта-на-Майне прибыл в Шереметьевский аэропорт с опозданием в полчаса. Над большей частью Польши и в Белоруссии висел мощный грозовой фронт, и пилоты провели машину в обход, южными районами Украины.

Среди пассажиров, прилетевших этим рейсом, была группа туристов из Швейцарии. Ожидавший их прибытия гид и переводчик «Интуриста», недавний выпускник института иностранных языков, заметно нервничал, поглядывал на часы, потому как получасовое опоздание могло сдвинуть намеченные мероприятия по временной фазе, а ежели возникнут осложнения на контрольно-пропускном пункте либо в зале таможенного досмотра… Нет, лучше пусть идет все без сучка, без задоринки.

Туристов из Швейцарии ждал и еще один человек. Внешне он ничем не отличался от москвичей — мужчин «летнего образца». Чесучовые брюки, туфли-плетенки, светлая безрукавка навыпуск с накладными карманами. Правда, на аэропортовской площади был припаркован бежевый «фольксваген» с дипломатическим номером, «фольксваген», который принадлежал этому человеку, но при первом взгляде на его ординарную фигуру это никому бы не пришло в голову.

Замаскированный под рядового москвича дипломат беззаботно разгуливал по залам международного аэропорта, стоял у киосков с сувенирами, купил газеты «Труд», «Сельская жизнь» и «Морнинг стар», а когда объявили на четырех языках о задержке рейсового самолета из Франкфурта-на-Майне, то он, как говорится, и ухом не повел.

Но, оставаясь в Шереметьеве еще какое-то время, этот человек дождался, когда группа туристов из Швейцарии прошла контрольно-пропускной пост и таможенный досмотр, все оказалось в полном порядке, границу для туристов открыли, и они переступили символическую черту, за которой начиналась для них территория Советского Союза и где ждал их с нетерпением представитель «Интуриста».

Как только это случилось, хозяин «фольксвагена» с дипломатическим номером удовлетворенно отметил про себя, что все идет как по маслу. Поговорку эту он мысленно произнес на русском языке, которым владел довольно неплохо и зачастую уснащал речь поговорками, видя в этом особую лингвистическую элегантность.

Теперь ему нечего было делать в Шереметьеве, тем не менее, он задержался здесь еще четверть часа, которые ушли на то, чтобы выпить чашечку кофе.

Автобус с туристами уже ушел. Через некоторое время по Ленинградскому шоссе лихо промчался и жукообразный «фольксваген».

— Послушайте, Буратино, дело гораздо серьезнее, чем вы можете предполагать. Признаюсь, миссия ваша в Трубеже не из легких, но риск того стоит. Ваше путешествие туда принесет огромную пользу фирме, да и вы не останетесь внакладе. Мне думается, вы сможете «завязать» с этой работой и заняться разведением настурций на какой-нибудь миленькой ферме близ Лазурного берега. Но сначала — Трубеж, визит к Красюку. Все остальное потом. Как говорят русские: «Кончил дело — гуляй смело».

— Не сказал бы, что вы меня достаточно утешили, Дэйв, хотя получается это у вас вполне профессионально.

— Еще бы! Ведь я готовился к роли католического священника и два года успешно изучал богословие.

— Что же изменило ваше намерение, Дэйв?

— Целибат. Обязательное безбрачие католического духовенства, которое папа римский не рискнул отменить до сих пор.

— Насколько мне известно, вы так и не были женаты, да и сейчас проходите по разряду старых холостяков.

— Это так. Но я могу совершить эту глупость в любой момент. Дело не в том, Буратино, чтобы осуществить, дело в том, чтобы постоянно ощущать, что ты можешь это осуществить. Усекаете, то есть я хотел сказать «понимаете», разницу?

Буратино хмыкнул:

— Очень хорошо понимаю. Это созвучно моим представлениям о человеческих потребностях, Дэйв.

— И отлично. Однако перейдем к делу. Что мы имеем в Трубеже? Красюк, как всегда, провел отличную операцию. Но произошла накладка с его связником, чего мы никак не ожидали, поскольку готовили этого человека весьма долго и всерьез. Агент по кличке Верный оказался, увы, неверным. Правда, мы приняли меры, но материалов заполучить не удалось. Вербовка другого человека, с никелевого комбината, шла через Верного. Этот агент, Умник, связан только с изменившим нашему делу человеком. Красюк знает Умника, но Умник не знает Красюка. Человек с комбината работает исключительно за деньги, он прагматик чистой воды, никакие идеологические эмоции его не волнуют. Случай в моей советской практике довольно редкий, но бывает здесь и такое. Судя по наблюдениям Красюка, чекисты не подозревают о роли Верного, значит, материалы Умник еще не передал, иначе бы в Трубеже началась мышиная возня. Устранение Верного прошло гладко, его провел один из рядовых исполнителей Красюка, делом занялась милиция, но теперь похерили его, списав как несчастный случаи. Но со смертью Верного исчезла надежная связь Красюка с нами.