Джек Хиггинс - Дождь над Гамбургом

— А как же рукопись?

— Превратилась в груду пепла, — ответил Шавасс. — Штайнер опередил меня.

Помолчав, сэр Джордж неуклюже поинтересовался:

— А мисс Хартманн?

Шавасс проглотил комок в горле и выдавил из себя:

— И в этом он меня опередил.

Сэр Джордж медленно повернулся к нему, и в его глазах промелькнул ужас.

— Хотите сказать, что она мертва?

Шавасс не удосужился ответить и некоторое время они ехали молча.

— Куда мне вас отвезти? — через некоторое время спросил сэр Джордж.

— Знаете, мне бы хотелось вернуться к ней на квартиру. Если не трудно…

Сэр Джордж молча кивнул.

Когда доехали, сэр Джордж мотора не выключил, а высунулся в окошко и проговорил:

— Я могу еще что-нибудь для вас сделать?

— Нет, все в порядке, спасибо.

— Завтра утром я уезжаю, — продолжил сэр Джордж. — Увидимся перед отъездом?

— Вероятнее всего я уеду на том же поезде. Больше меня здесь ничто не удерживает.

Сэр Джордж натянуто улыбнулся.

— Тогда прощаться не буду. Если не на поезде, то, по крайней мере, на пароме мы с вами выпьем. — Он опустил стекло, и «мерседес» исчез за занавесью дождя, оставив Шавасса в одиночестве на краю тротуара.

Пол медленно поднимался наверх; он не торопился, с неохотой подходя к квартире Анны. Возле двери он слегка замешкался а затем вытащил отмычку, данную ему женой консьержа, и открыл замок.

Он еще не зашел, но ему вдруг стало ясно, что в квартире кто-то есть — он почувствовал легкое движение в комнате. Пол помедлил, а затем резко распахнул дверь, и прижавшись к стене на лестничной клетке, осторожно заглянул внутрь.

В центре комнаты стоял Марк Хардт. На нем была тяжелая дорожная куртка, а брюки прилипли к ногам, облегая их как рейтузы. Лицо его казалось изнуренным и совершенно белым. Увидев Шавасса, он издал вздох облегчения.

— На минуту я испугался.

Шавасс медленно расстегнул охотничью куртку.

— Как тебе удалось от них уйти?

— Довольно просто. Как только я увел от вас собак, как тут же перестал шуметь. В дождь собаки не смогли отыскать меня по запаху. Я перебежал дорогу и спрятался на чердаке амбара, где просидел часа три. А потом меня подобрал симпатичный водитель грузовика. Я ему сказал, что ходил в поход и попал в проливной дождь. Не думаю, что он мне поверил; но, по крайней мере, дал мне куртку и подбросил до Гамбурга.

— Как рука?

— Худо, — пожаловался Хардт и тут же виновато улыбнулся. — Ничего, выживу. А где Анна?

Шавасс сглотнул.

— Мне кажется, Марк, тебе лучше сесть. Все очень плохо.

— Что ты этим хочешь сказать? — с тревогой спросил Хардт.

— Она мертва, — выдавил Шавасс совсем тихо. — Ее прихватил Штайнер со своими дружками.

Хардт не глядя, подтянул к себе стул и сел. Через минуту он помертвевшим голосом спросил:

— Как это произошло?

Очень кратко Шавасс рассказал, что случилось после того, как ушел Хардт. Несколько поколебавшись, он продолжил:

— Если тебя это хоть как-то утешит, знай: Штайнер и Нагель — оба мертвы. Я сидел в саду вместе с человеком из немецкой разведки, когда пришел Штайнер, чтобы убить Гауптманна.

Хардт медленно поднялся на ноги.

— Это ничего не меняет, — сказал он. — Штайнер, Нагель и Каспар Шульц — они как слизняки, выползли из-под камня, но Анна… — он схватился за голову, будто она раскалывалась от боли. — Мне просто показалось, что игра, в которую мы играем, до омерзения глупа и меня удивляет, как мы еще можем заниматься этим.

Он подошел к столику возле окна и полистал учебник иврита.

— Она всегда исправно делала домашние задания, как она это называла. Теперь все это уже никому не нужно, правда, Шавасс?

Плечи его затряслись, а лицо смялось. Он рухнул в кресло, положил голову на руки и зарыдал.

Несколько секунд Шавасс наблюдал за ним, и горечь с жалостью терзали его сердце, затем он повернулся и вышел, тихонько притворив за собой дверь.

В Голландском Крюке было безумно холодно; корабль выходил из гавани; туман надвигался с Северного моря.

Оперевшись о стальные поручни, Шавасс курил, наблюдая за тем, как огни города исчезают во тьме. Где-то вдали прозвучал рожок одного из датских военных лагерей: слабый-слабый порыв ветра принес с собой этот звук, и он затронул какую-то тонкую струну его души, наполнив ее бесконечной печалью. На мгновение Полу вспомнилось, что сказала Анна ему в охотничьей избушке в Берндорфе: «Но это было давным-давно и в другой стране», — Голландия исчезла в ночи за спиной; Шавасс кинул сигарету в туман и сошел вниз.