Роберт Стреттон - Час нетопыря

— Ни в чем я тебя не обвиняю, — канцлер несколько сбавляет тон. — И не пугай меня прессой. Она не таких еще бредней понапишет. Я утверждаю лишь, что или кто-нибудь тебя сюда подослал, чтобы втереть мне очки, или ты позволил кому-нибудь себя провести и сам во все это уверовал.

— Я слишком верю своим людям, Дагоберт, — запинаясь, отвечает Ламхубер, — чтобы хоть на минуту допустить такого рода подозрения. Но у меня тоже есть на этот счет своя версия. Вы просто о чем-то сговорились с американцами, без ведома правительства и бундестага. Ваше поведение на заседании правительства сразу же возбудило у меня подозрения.

— Ламхубер, ты уж не помешался ли?

— Нет. Голова у меня в полном порядке. До такой степени в порядке, что я прикажу начальнику штурмовых войск расширить круг расследования. Мне кажется, что мы легко выявим некоторые весьма интересные подробности. Позвольте, господин федеральный канцлер, закончить этот бесполезный разговор. После того как мы схватим «Группу М», я позволю себе не информировать вас…

Приоткрывается дверь, и в нее заглядывает руководитель ведомства федерального канцлера Меркер.

— Прошу прощения, господин канцлер, — говорит он своим сладеньким, иезуитским голоском, — но начальник штурмовых войск погранохраны просит немедленно позвать к телефону министра Ламхубера.

Ламхубер, еще не отдышавшись от волнения, выходит из кабинета Лютнера. На лице его выражение еле сдерживаемого бешенства. Сквозь приоткрытую дверь до Лютнера доходит короткий разговор.

— Ну что, взяли их? — спрашивает Ламхубер. — Всех? Как вы говорите? Только двоих? А что с остальными? Рыбе вы позволили удрать? Ну, полковник… Как, и Челли тоже удрал? Продолжайте искать, черт побери! Поднимите все группы, которые есть в вашем распоряжении. Что вы сказали, кто этот задержанный? Пишон? В «Группе М» не было никого с такой фамилией. Что? Ах, так…

Ламхубер кладет трубку и возвращается в кабинет.

— Я хотел бы доложить, господин федеральный канцлер, — холодно говорит он, — что «Группа М» была окружена и разбита служащими штурмовых войск. Часть ее ушла от погони, но не надолго. Зато в руках у нас человек, по замыслу которого действовали террористы. Он, потому что никому другому этого было не придумать. Это некий доктор Пишон, электронщик, физик, химик и прочее. Его имя значится в объявлениях о розыске. По-видимому, вы этим сведениям не придаете значения, но я считаю своим долгом информировать вас, что мои слова подтверждаются не только результатами расследования, но теперь и живым свидетелем, который, вероятно, расскажет нам много интересного. А если вы надумаете, например, отстранить меня от должности, то имейте в виду, я располагаю средствами, чтобы этого не допустить. Прощайте, господин канцлер.

Дагоберт тихо произносит вслед уходящему Ламхуберу:

— Дитрих… Я не хотел тебя обидеть. Но я этого действительно понять не могу. Я тебе верю. Продолжай расследование. Только поторопись. И не говори о нем никому ни слова.

— Я не первый день занимаюсь полицейской работой, — пожимает плечами Ламхубер и, не прощаясь, выходит из кабинета канцлера.

А в это время директор Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов контр-адмирал Джеймс Майкл Прескотт вел конфиденциальную беседу по поводу действий 665-го резервного батальона в городе Бамбахе, по ту сторону океана. Его собеседник — начальник оперативного отдела ЦРУ Стенли Уайтридж, которого в управлении называют Паффи.

Разговор был краток и поначалу шел на весьма повышенных тонах. Однако в ходе обсуждения событий собеседники все больше понижали голос. А под конец и вовсе перешли на шепот.

Паффи выразил мнение, что скандал, поднятый президентом Гаррисоном по поводу действий 665-го батальона, совершенно беспредметен и вызван непониманием специфики разведывательной службы. Ведь агентство занимается не только сбором информации, но также, а вернее сказать, в первую очередь, ведет наступательные действия в интересах Соединенных Штатов. Этим интересам нанесен явный ущерб в результате похищения боеголовки. Палмер-II и доблестный командир 665-го батальона заслуживают скорее похвалы, чем нагоняя. К сожалению, это не первый случай, когда президент Гаррисон, заядлый сторонник мягкого курса по отношению к красным, не в состоянии оценить истинно патриотического поведения.

Адмирал Прескотт заметил, что в прошлом агентство неоднократно подвергалось критике со стороны прессы, конгресса и общественного мнения за то, что присваивало себе право заниматься политикой.