Роберт Стреттон - Час нетопыря

— Челли, — неуверенно спрашивает Руди, — а если мы через час или два заболеем… Ну, этой самой лучевой болезнью? Как тогда встретимся?

— Тогда, — отрезает Челли, — будет на все наплевать. Кто хочет, может вернуться к мамочке и умереть дома, в постельке.

— Это все-таки маловероятно, — вмешивается Пишон. — Я все обдумал. Такой способ предохранения головок был бы слишком дорог. Автоматическое включение радиации обошлось бы дороже самой головки. Хотя, с другой стороны… Нет, в сущности, другого способа предохранить головки от похищения.

— Пишон! — орет Челли. — Перестань над нами издеваться! Сейчас же заткни свою поганую пасть. Сколько времени проходит от облучения до первых симптомов болезни?

— В зависимости от дозы, — флегматично отвечает Пишон. — При облучении свыше тысячи рентген первые симптомы появляются примерно через пять часов.

— Прекрасно. У тебя, милый доктор, остается еще пять часов жизни, и обещаю: на легкую и приятную смерть не надейся. Знаешь небось, как мы караем предателей?

— Ты дурак, Челли, — возражает Пишон. — Я никого не предал. Все время был с вами и ехал в фургоне. Это тебя надо бы спросить, чего ты здесь распоряжаешься. Собственно, кто ты такой? Откуда ты взялся?

— Верно, ты заглотал какие-нибудь таблетки, — смотрит на Пишона Руди. — Знаю я вас, инженеришек. Тебе ничего не будет, а из нас вот-вот захлещет кровь.

— И это ты говоришь, Руди? — иронизирует Пишон. — С каких пор тебя так волнует вид крови? Что за перемена! Меня лично это не беспокоит. Никаких таблеток я не принимал просто потому, что ничего подобного нет в природе.

— Тише, черт побери! — кричит Челли, надевая смешную клетчатую шапочку. — Пишон, вынь передатчик из-под капота. Заодно перережь провода. Пошли отсюда, а то нас накроют.

Через семь минут «Группы М» уже нет на узкой улочке Майергофа.

Лишь спустя полтора часа Фридрих-Вильгельм Кнаупе, владелец погребальной конторы на Восточной улице, заметит кровь, капающую из брошенного фургона, и уведомит полицию.

Пятница, 12 июня, 7 часов 20 минут. В кабинете начальника разведки 14-й Ганноверской механизированной дивизии происходит инструктаж, а вернее, совещание, не предусмотренное никакими уставами. В Ремсдорфских казармах служба только начинается.

— Господа, — приступает к делу подполковник Карл-Хайнц Пионтек, — я думаю, что настало время полной откровенности. Час нашей организации пробил. Мы получили шанс, какого до сих пор не было. И вероятно, не скоро будет. Некоторые из вас уже знают, в чем дело, но для порядка я снова обо всем проинформирую. Полтора часа назад неизвестная группа террористов, что гораздо правдоподобнее, или агентов противника, во что я лично верю меньше, похитила с Секретной базы № 6 нейтронную боеголовку с номинальной мощностью в полкилотонны. Мы пока не знаем, каким образом им удалось вывести из строя систему сигнализации. Неизвестно также, почему взята только одна боеголовка, если склад базы открыт настежь и налетчики могли вывезти, в сущности, все, включая мегатонную боеголовку. Но речь сейчас не об этом. Важно то, что склады по-прежнему открыты и так будет еще примерно сорок минут, самое большее час. Аварию в Главной сети безопасности мы можем расследовать…

— …без ненужной спешки, — улыбается майор Кирш.

— Вот именно. А теперь к делу. У меня нет возможности связаться с руководством нашей организации, но я уверен: то, что я собираюсь сделать, там будет полностью одобрено. Мы должны немедленно вывезти с базы № 6 и надлежащим образом укрыть по крайней мере десять нейтронных боеголовок мощностью не меньше чем в пятьдесят килотонн, но и не больше чем в триста килотонн каждая, из-за вполне понятных трудностей транспортировки. Мотивы мне объяснять вам не нужно. Вы достаточно ориентируетесь в политике и в состоянии видеть, насколько она опасна для национальных интересов. Объединения страны, и прежде всего освобождения восточной зоны, не произойдет никогда, если мы предоставим навечно это дело американцам и русским. Наша задача — поставить их перед совершившимся фактом. С того момента, когда в руках нашей организации окажутся действенные средства давления, мы сможем разрушить подлый заговор против германской нации. Еще не знаю как, но действовать необходимо.

— Тем более, — вмешивается подполковник фон Трессау, — что исчезновение боеголовок и так будет свалено на ГДР. Прошу прощения: на так называемую ГДР.