Иван Рядченко: Приглашение в ад

романтических войн миновало. Сегодня война — безжалостный ящер. На карту поставлено существование

самой цивилизации. У меня нет оснований полагать, что вы приветствуете фашизм.

— Вы хотите сказать, что знаете обо мне все?

— Я так не думаю. Но для того, чтобы решиться на беседу с вами, я должен, согласитесь, хотя бы

частично быть готовым к ней.

— Вы считаете, что Европа в опасности?

— И Польша в первую очередь.

— Вы предлагаете мне вернуться в Англию?

— Я хочу просить вас помочь нам.

Некоторое время собеседники шли молча. Вдали показался памятник Шопену. Великий композитор

сидел на скамейке и задумчиво глядел вдаль. Его осеняла согнутая ветка дерева. И все это повторилось в

замершей воде круглого бассейна.

— Я слишком часто пытался вмешиваться в жизнь с целью изменить ее, — заговорил наконец Коллинз.

— Тогда еще хватало сил, молодости и, если хотите, мудрости. Не верилось, что молодость может кончиться.

Но все меняется в нашем мире. Шумные водопады становятся медленными реками. Я уже не водопад. Пора

постоять в стороне и посмотреть, как в бурный поток бросаются другие.

— Мистер Коллинз, вы полагаете, что есть такие берега, где можно спокойно стоять и глядеть на

бегущий мимо поток, в полной уверенности, что он тебя не смоет? Увы, у нас, в Англии, тоже есть люди,

которые так думают. К счастью, страна состоит не только из них. Иначе бы ей грозила гибель.

— Почему вы такого мнения?

— Потому что в паши времена техника все откровеннее служит не столько добру, сколько злу. Война

приобретает тотальный характер. Даже крысы не могут отсидеться в норах. И если кто-то надеется постоять в

роли наблюдателя, этот кто-то жестоко заплатит за свои иллюзии. Знаете, чьи кости прежде всего хрустят на

зубах динозавра? Кости слишком наивных. Если не возражаете, мистер Коллинз, давайте посидим у памятника.

— Пожалуй.

Они присели на пустую скамейку.

— Видите: скульптор — кажется, Шимановский?..

— У вас прекрасная память!

— …скульптор не пожелал оставить великому композитору надежды на полную гармонию. Он обещает

ему бурю.

— Все же не понимаю, чем я могу быть вам полезен. Я уже не попадаю из ружья за тридцать шагов в

маленькую монету. Как тогда, в Южной Африке.

— Мы не нуждаемся в вашем ружье. Сегодня зачастую стреляют совсем иные вещи. Такие, о которых

большинство окружающих не подозревает.

— Подскажите какие. Мы говорим отвлеченно.

— Вы правы. Но для откровенности необходим залог.

— Что именно?

— Ну, скажем, старая привязанность, что ли… — Говоря это англичанин достал из кармана кожаное

портмоне, извлек оттуда фотографию, протянул Коллинзу. — Вам это о чем-нибудь говорит?

С фотографии на Коллинза глянул улыбающийся Черчилль в белом костюме, с галстуком-бабочкой и

сигарой во рту.

— О! — только и сказал Коллинз.

Он повернул фотографию, на обратной стороне прочел надпись: “На память о молодости, которая, черт

возьми, все же была!”

— Да, — сказал Коллинз, — если честно — не ожидал. Приятная неожиданность. Почему же вы сразу не

показали мне это?

Англичанин, пряча в усах усмешку, пожал плечами, не ответил.

— Хотели понять, чем я дышу? Знаете, мне поздно хитрить. Я не очень большой поклонник Англии.

Однако если ко мне обращаются на таком уровне… видимо, дело весьма серьезное.

— Вы не ошиблись.

— Тогда, пожалуйста, конкретно.

— Вы часто общаетесь с вашим сыном?

— С сыном? — Коллинз выглядел озадаченным. — Но он — обыкновенный механик. И работает на

небольшом немецком заводе.

— Мистер Коллинз, — мягко сказал англичанин, — надеюсь, вы понимаете, что мы бы не стали

обращаться к вам из-за пустяка. Мы, конечно, осведомлены, что ваш сын Ян носит фамилию матери —

Крункель. Что раз в месяц он приезжает домой повидаться с вами. Что сейчас он работает механиком. Но мы

также осведомлены, что Ян Крункель — талантливый инженер, образованный человек. Именно это и привело

меня к вам. Что ваш сын думает о немцах? Вернее — о нацистах?

— Значит, сын… — Коллинз задумался.

Англичанин по-своему истолковал молчание собеседника.

— Мистер Коллинз, сын-то уж никак не останется сторонним наблюдателем. И кто знает, может быть,

как раз именно мы поможем ему выбраться на мирный берег из бурлящего потока…

Коллинз с некоторым сомнением посмотрел на англичанина, потом оперся обеими руками на палку,