Збигнев Сафьян: Ничейная земля

Ян взгляды Моха знал лучше меня, хотя последнее время они виделись редко. Значит, речь шла не об этом. Я составил список лиц, посетивших генерала в течение нескольких последних месяцев, преимущественно это были старые друзья его и жены. Среди них не было симпатизирующих коммунистам, но троих из ППС-левицы [10] Левое крыло Польской социалистической партии. подозревали в тайных контактах и даже в сотрудничестве с коммунистами. Двое наших — легионеры, интеллигентики, которые сбежали сразу же после майского переворота, печатались в органе ППС «Роботнике» и даже в «Дзеннике популярном» [11] Общественно-политический еженедельник, издававшийся по инициативе Польской компартии и левого крыла ППС в 1936—1937 годах. . Давно известно, что генерал с ними флиртует, еще в Бригаде мы его звали Красный Мох, но ничего страшного в этом не было, как-то раз даже сам Комендант сказал, что «хоть один красный мох в лесу должен быть». О чем он с друзьями говорит дома, не установлено; я думал кого-нибудь подослать к Моху или к его жене, но не получилось. Не считаю, что это так уж важно. Как известно, три месяца тому назад на совещании командующих крупными подразделениями Мох высказал свою точку зрения, утверждая, что наши оборонительные планы на западе, и впрямь довольно неясные и туманные, ничего не стоят. Цитируя иностранных авторов, главным образом немецких, генерал призывал создавать большие мобильные армейские соединения. «С какой стати?» — ответили ему тогда. То же самое, конечно без деталей, он повторил на заседании сейма. Его рассуждения были признаны преувеличенными, истерическими и просто вредными для нашей внешней политики. И все же один мох в лесу… Во всяком случае, я так это понимаю. Ведь антигерманские настроения Моха общеизвестны. Мне Валецкий говорил, что генерал пользуется некоторой симпатией в эндецких кругах [12] Члены крайне правой националистической партии «Народова демократия». . С ним пытались несколько раз поговорить, но, кажется, безуспешно…

Я не знаю, как относится полковник Ян к взглядам Моха, Он никогда ничего не говорил на эту тему, а только интересовался им и собирал стенограммы всех выступлений генерала. Я их видел, когда он открывал папку Моха. На каждого из этих людей есть своя папка, Вацлав Ян любит порядок, а его архив является одним из самых интересных в Польше.

Мне уже казалось, что ничего нового и интересного о Мохе я не узнаю, и вдруг мне удалось напасть на след… Совершенно случайно. Так вот, я ходил за генералом просто для порядка, ни на что не надеясь. Визиты к друзьям, два кафе, которые он чаще всего посещал; я не люблю такие элегантные кафе, уж больно они просматриваются, в пустом зале за столиком человек чувствует себя как на сцене, а я сцены не переношу.

Как-то раз я решил посидеть в маленьком баре напротив квартиры генерала. Этот бар — просто находка! Я нашел столик у окна, откуда был хорошо виден подъезд. Около девяти часов вечера появился генерал в гражданском платье, в темном плаще и в шляпе. Я, конечно, пошел за ним, не очень-то и прячась. Ему даже в голову не приходило, что за ним кто-то может следить! Уж такие мы беспечные люди. Мох пешочком дошел до Брацкой улицы. Женщину, которой он нанес визит и у которой остался до двух часов ночи, зовут Эва Кортек. Точнее: Эва Кортек-Сенковская, хотя официально она никогда женой Сенковского не была. Конечно, я должен был Яну подробно объяснить, кто такой Сенковский. Боже мой, человек, несмотря на огромный опыт, все время чему-нибудь удивляется: какие только штуки не выкидывает жизнь! Антинемецкий Красный Мох и Эва Кортек. Яну я сказал не все, хотя при других обстоятельствах он имел бы право об этом знать. Я ему сказал, что Сенковский работал сначала на нас, а потом на немцев. Его послали в Берлин, в течение года он был со мной и тогда, возможно, еще вел себя порядочно, а потом поехал в Рурский бассейн. Когда в Варшаве арестовали Вайнерта (оказалось, что этот фабрикант игрушек уже тринадцать лет руководил немецкой разведкой в Лодзи), напали на след его контактов с Сенковским. Вайнерт переписывался именно с Эвой Кортек; они встречались в ее квартире. Сенковскому было приказано вернуться, но немцы его посадили; все сочли, что это маскировка. Процесса еще не было, а следствие против Эвы Кортек прекратили. Видимо, она была только почтовым ящиком и, может быть, действительно ничего не знала.

Много вопросов остается невыясненными: когда Мох познакомился с Эвой? Что он знает о ее прошлом? Знал ли он Сенковского или хотя бы слышал о нем? В газетах ничего не сообщалось. Рассказывала ли Эва ему когда-нибудь о деятельности своего лжемужа в Германии? Так или иначе, сам факт, что любовницей Красного Моха является женщина, против которой велось следствие по подозрению в шпионаже, кажется достаточно компрометирующим. Возможность того, что это может стать достоянием общественности, должна очень обеспокоить генерала.