Эд Макбейн - Убийство в запертой комнате

— Я пьян, — сообщил тот.

— Это понятно, но что, по-твоему, написано на голубом листке?

Они прошли целый квартал, прежде чем Джимми изрек:

— Это был кусок туалетной бумаги голубого цвета.

Баки внезапно остановился.

— Пойдем проверим, — предложил он.

— Что?

— Проверим, что там на листке.

— Вперед, вперед! — скомандовал Джим. — Не будем тратить время попусту. Нас ждут красотки.

— Я сейчас, — сказал Баки и повернулся, чтобы идти назад, к голубому листку. Джим схватил его за рукав.

— Послушай, не будь болваном! Пошли дальше.

— Джим прав, — согласился Сэмми. — Кому интересно, что там на этой бумажке.

— Мне! — ответил Баки, вырвал руку и побежал по улице назад. Его спутники смотрели, как он поднимает листок.

— Совсем спятил, — сказал Джим. — Из-за него только зря время тратим.

— Еще как зря, — отозвался Сэмми.

Тем временем Баки изучал голубой листок. Внезапно он сорвался с места и побежал к друзьям.

— Эй, — кричал он на ходу. — Эй!

Тедди Карелла взглянула на часы.

6.45.

Она остановила такси и, едва машина подъехала, забралась в нее.

— Куда? — спросил таксист.

Тедди извлекла из сумочки листок бумаги и карандаш.

Быстро написала: «Гровер-авеню, 87-й полицейский участок» — и протянула бумажку водителю.

— Понятно, — сказал тот и включил передачу.

Альф Мисколо лежал к бредил, повторяя в забытьи: «Мери! Мери!»

Его жену звали Кэтрин.

Мисколо не отличался красотой. Сейчас он растянулся на полу, под головой у него вместо подушки лежала сложенная куртка Хэла Уиллиса, лоб покрылся испариной, и капельки скатывались вниз, оставляя неровные бороздки на щеках. У него был крупный нос, кустистые брови и такая толстая и короткая шея, что казалось, голова насажена прямо на плечи. Да, красотой Альф Мисколо не отличался, и это особенно бросалось в глаза теперь, когда он лежал в бреду. Рана кровоточила, кровь проступала через повязку. Жизнь вытекала капля за каплей. Альф еще раз крикнул «Мери!», потому что так звали девушку, в которую он крепко влюбился много-много лет назад.

Любовь была бурной и короткой — какие-то недели, пока корабль Альфа стоял в Бостонском порту. Альф больше никогда не возвращался в Бостон и не встречал ту девушку, но память о ней пронес через всю жизнь. Его миноносец стоял на ремонте в Чарлстонских доках. Тогда Альф Мисколо был боцманом, самым лихим боцманом в военноморских силах США. До второй мировой было еще далеко, и Альфа всерьез волновали только три вещи: как сохранить репутацию самого лихого боцмана американского флота, как веселее провести время в увольнении и где бы найти хорошую итальянскую еду.

Альф обошел почти все итальянские ресторанчики Бостона, прежде чем набрел на небольшое заведение возле Сколлейн-сквер. Мери работала там официанткой. Альфу Мисколо только-только исполнился двадцать один год, и ему казалось, что во всем белом свете не найти девушки прекраснее Мери. Они стали встречаться, прожили вместе две недели.

Эти две недели превратились для них в целую жизнь. Потом корабль отправился дальше, и Мисколо оказался в Гонолулу, на Уайкики-бич. Он был и в Кауаи, ел там крабов хейкацкау и прочие местные диковинные кушанья, а девицы танцевали. А потом в японском городе Фукуоко — японцы тогда были друзьями, и никто не подозревал, что впереди Перл-Харбор, — Мисколо пил саке с черноокой красавицей по имени Миссан и смотрел, как она ловко подбирает палочками кусочки вяленой рыбы. Потом он оказался с ней в постели и узнал, что восточные девушки не любят целоваться. А на обратном пути он побывал в Сан-Франциско и получил огромное удовольствие, разглядывая с холма роскошный город, залитый светом. Самый лихой боцман во всем американском флоте был счастлив и не вспоминал прошлое. Альф Мисколо не вернулся в Бостон. После демобилизации он встретил Кэтрин и начал за ней ухаживать. Вскоре они были помолвлены, а потом и поженились. Вот почему он не бывал никогда больше в Бостоне и не видел девушку по имени Мери, что работала официанткой в итальянском ресторанчике около Сколлейн-сквер.

А теперь, когда жизнь вытекала из него красными каплями через белые бинты, когда все тело горело, а в голове зияла черная пустота, он кричал: «Мери!»

Берт Клинг положил ему на лоб мокрую повязку.

Клинг привык к смерти, к тому, что умирают. Он был молод, но уже принимал участие в «полицейской акции» в Корее, когда смерть казалась таким же обычным, житейским делом, как умывание по утрам. Ему случалось уже держать на коленях головы умирающих солдат — и тех ребят он знал куда лучше, чем Альфа Мисколо. И все равно, слыша, как с губ Альфа срывается хриплый крик: «Мери!», Берт чувствовал, что у него холодеет где-то в пояснице и ледяные волны ярости затопляют мозг. В такие моменты ему хотелось вскочить, наброситься на Вирджинию Додж и задушить ее голыми руками.