Эд Макбейн - Убийство в запертой комнате

Сегодня пройдусь через парк, решил Джоффри Тамблин.

Эта мысль привела его в хорошее расположение духа. Когда-то давно, еще до того как Джоффри Тамблин с головой погрузился в мир иксов и игреков, он частенько гулял по Гровер-парку, любовался оранжевой луной и убеждался, что посреди городской суеты еще находится место романтике и тайне. Теперь, пережив три язвы, он твердо знал, что в парке гораздо больше хулиганов, чем романтиков, и что ходить лучше не по парку, а по хорошо освещенной улице. Тем не менее он испытывал радость при мысли о предстоящей прогулке.

Джоффри Тамблин шел быстро. Размышляя о поэзии, он машинально отметил очередное вторжение математики в повседневную жизнь: зеленые фонари у входа в полицейский участок составляли число 87. Цифры, цифры, куда ни глянь, всюду цифры.

Впереди него шли трое молодых людей. Юные преступники, начинающие гангстеры? Нет, скорее студенты. Будущие ядерные физики или математики. Что им понадобилось в этой части города? Поют, отметил про себя Тамблин. И я тоже пел когда-то. Ничего, посмотрим, как они запоют, когда столкнутся с реальностью плюсов и минусов. Тогда я их послушаю, тогда я их послушаю…

Джоффри Тамблин вдруг остановился.

Ботинок приклеился к тротуару. С отвращением Тамблин отодрал подошву от асфальта и осмотрел ее, пытаясь понять, в чем дело. Жевательная резинка! Господи, когда же эти свиньи перестанут сорить, когда отучатся бросать жвачку на тротуар, где ходят люди!

Тихо чертыхнувшись, он стал озираться по сторонам в поисках клочка бумаги. Эх, жаль, нет под рукой учебника доктора Фанензеля, сейчас очень пригодился бы!

На мостовой у тротуара он заметил голубой листок и подошел к нему. Подняв листок, он и не подумал прочитать, что на нем написано. Да и что там может быть! Небось выбросили счет из магазина. Опять цифры, цифры, цифры. Цены, цены, цены. А поэзия где?

Скомкав голубой листок, Джоффри Тамблин стал оттирать с подошвы остатки жвачки. Затем скатал его потуже, превратил в шарик — геометрическое тело! — и бросил в водосточный люк. Шарик провалился через решетку.

Туда ему и дорога. И всей геометрии тоже.

У послания Майера Майера не было ничего общего с тоненькой книжечкой трагических стихов.

— Солнце сияет, утро наступает, — пел между тем Сэмми. — Ура, ура, на ярмарку пора!

— Ура, ура, на ярмарку пора, — повторил Баки.

— А дальше как? — спросил Сэмми.

— Ура, ура, на ярмарку пора, — настаивал на своем Баки.

— Давайте споем песню нашего колледжа, — предложил Джим.

— К черту! — отрезал Сэмми. — Лучше «Русалку Минни».

— Я не знаю слов, — сказал Джим.

— Кому нужны слова? Дело в чувствах, а слова — ерунда.

— Это точно, — согласился Баки.

— Слова — это всего лишь слова, — философски изрек Сэмми, — если они не исходят вот отсюда. — Он постучал себя по груди.

— Где эта Мейсон-авеню? — осведомился Джим. — Где наши испанские курочки?

— Уже скоро, — сказал Сэмми. — Только не кричи. Здесь полицейский участок.

— Терпеть не могу полицейских, — признался Джим.

— Я тоже, — сказал Баки.

— В жизни не встречал полицейского, — сообщил Сэмми, — который не оказался бы самым настоящим сукиным сыном.

— Я тоже, — сказал Баки.

— И летчиков ненавижу, — заявил Сэмми.

— И я терпеть не могу летчиков, — сказал Баки. — Но полицейских ненавижу еще больше.

— Особенно не переношу тех, кто летает на реактивных самолетах, — продолжал Сэмми.

— Это правильно, — одобрил Баки. — Но все равно полицейские хуже всех.

— Ты случаем не надрался? — спросил его Джимми. — Лично я абсолютно и восхитительно пьян. Где эти испаночки?

— Еще немного пройти, и мы на месте. Потерпи немножко.

— Что это? — воскликнул Баки.

— Что именно?

— А вот голубой листок валяется.

— Что? — переспросил Сэмми. — А, это голубой листок валяется, — доложил он, изучив обстановку. — Что там написано, как по-твоему?

— Понятия не имею, — отозвался Баки. — А ты как полагаешь, Сэмми?

Они снова двинулись в путь, оставив лежать на тротуаре третий экземпляр послания Майера.

— Я думаю, это письмо какой-то старой дуры. Она сочиняет послания на голубой бумаге своему воображаемому возлюбленному.

— Отлично придумано! — сказал Баки, не замедляя шага.

— А твое мнение?

— А мое мнение такое: это письмо человека, который ждал мальчика, а у него родилась девочка. Но все равно сообщения друзьям он печатал на голубой бумаге.

— Молодец! — похвалил его Сэмми. — А ты что скажешь, Джимми?