Мэри Кубика - Милая девочка

Я жду. Готовлю кофе. Надеваю куртку. И жду.

Наконец я решаюсь переступить порог.

– Эй, возьми. – Протягиваю ей кружку. – Согреешься немного.

– О, прости, – спохватывается она, глядя на мои ноги. – Я надела твои ботинки.

Останавливаю ее, не позволяя снять их. Говорю, что все нормально. Мне нравится видеть ее такой. В моих ботинках. Нравится, когда она лежит рядом со мной в постели. Я могу к этому привыкнуть.

– Холодно, – говорю я. Да, чертовски холодно.

– Да?

Мне нечего на это сказать.

– Пожалуй, я пойду. – Мне кажется, если человек решил мерзнуть, пусть он это делает один.

Вроде бы ничего особенного не произошло, но для меня много значило, что она лежит рядом, на одном диване со мной, что я могу ощущать тепло ее тела, прикасаться к гладкой коже, слушать, как она тихо похрапывает во сне.

– Без ботинок тебе холодно.

Опускаю голову и смотрю на ноги. Я стою на тонком, покрытом снегом льду.

– Да, – киваю я и захожу в дом.

– Спасибо за кофе, – слышу за спиной.

Не знаю, что я хотел от нее услышать, но только не это.

– Да, – опять киваю и захлопываю дверь.

Я потерял счет времени, но прошло достаточно, чтобы я стал злиться. Злиться на себя, что разозлился на нее. Меня не должно это задевать. Плевал я на все.

И тут появляется она. Щеки стали рубиновыми от мороза, волны волос обрамляют лицо.

– Не хочу оставаться сейчас одна, – заявляет она и вешает одеяло на дверь. – Уже и не вспомнить, когда последний раз мне кто-то говорил, что я красивая.

Мы смотрим друг на друга, будто впитывая излучаемую энергию, вспоминая, что мы можем дышать.

Она идет ко мне, медленно и как-то смиренно. Ее руки касаются меня с осторожностью. Последний раз я оттолкнул ее, но тогда все было иначе.

Она была совершенно другой женщиной.

Я был другим мужчиной.

Провожу рукой по ее волосам, по плечу. Пальцы стараются запомнить форму ее спины. Такого взгляда я не замечал раньше ни у нее, ни у другой женщины. В нем доверие. Уважение. Желание. Я стараюсь сохранить в памяти каждую ее веснушку, каждую черточку лица. Изучаю форму ее ушей и прикасаюсь кончиками пальцев к губам.

Она берет меня за руку и тянет в спальню.

– Ты не должна, – говорю ей я. Видит бог, она больше не моя пленница, но я мечтаю только о том, чтобы она всегда была рядом.

В дверях мы останавливаемся. Она тянется и находит мои губы. Я беру ее голову в свои ладони, а она поднимает руки и обхватывает меня за шею. Она не хочет меня отпускать.

Мы стали по-другому прикасаться друг к другу. Между нами возник контакт, тот, которого мы старались избегать. Наши тела соприкасаются, ее пальцы треплют мои волосы. Осмелев, я опускаю руки ниже ее спины. Мы ложимся в одну кровать.

Наши руки помнят то, что не могут запомнить глаза. Впадины и выпуклости, шершавые островки на гладкой коже.

Наши отношения нельзя назвать легкомысленными. Мы далеки от флирта. Мы выше этого. Мы не вспоминаем о прошлом, не пытаемся заставить кого-то ревновать. Не придумываем друг другу ласковых прозвищ. Не произносим слово «любовь».

Мы просто стараемся убить время. Мы разговариваем. Вспоминаем сумасшедшую жизнь большого города. Бездомных, толкающих перед собой тележки со всяким хламом. Расхаживающих по улицам проповедников. Голубей.

Она спрашивает, какой мой любимый цвет. Говорю, что не знаю. Она спрашивает о любимом блюде. Зачерпываю ложкой еду из миски:

– Все, кроме этого.

Ей интересно, что бы с ней произошло, если бы мы не приехали в этот дом. Если бы я передал ее Далмару и получил свои деньги.

– Не знаю, – признаюсь я.

– Меня бы уже убили?

Мы познаем незнакомые ранее вещи. Если прижаться друг к другу, то будет теплее. Спагетти и печеные бобы можно смешивать. Старое продавленное кресло способно выдержать двоих.

Мы вместе что-то едим. Не помню что. Мы едим, чтобы утолить голод. У нас нет завтрака, обеда и ужина. Еда каждый раз одинаковая и отвратительная на вкус.

Она не сводит с меня своих удивительных глаз. Она требует ответа. Повторяю опять:

– Не знаю я.

Представляю, как бы ее тащили из машины в машину. Глаза завязаны, светлые волосы разметались. Я даже слышу ее крик.

Отодвигаю миску. Аппетит пропал. Она тянется к миске, говорит, что сегодня помоет посуду, но я перехватываю ее руку:

– Оставь.

Мы садимся у окна и смотрим на луну – серебряный осколок в небе. Наплывают облака, и иногда мы видим ее, иногда нет.

– Посмотри на звезды, – говорит она.

Она помнит названия всех созвездий. Овен. Печь. Персей. Говорит, что всегда любила летать на самолетах – тогда звезды ближе.