Мика Валтари - Звезды расскажут, комиссар Палму!

Но едва я оказался в машине, под ложечкой у меня заныло. На переднем сиденье в полной боевой готовности сидел наш взрывник с увесистым свертком в ногах. Неужели Палму действительно… Что ни говори, а такую ответственность я не мог взять на себя — за проведение взрыва во владениях майора, хоть он и трижды заслужил это.

Пока мы ехали через город, я с беспокойством поглядывал на Палму. Вид у него был на редкость вялый и неприветливый. Но чего хотеть от старого человека, с утра до ночи мотающегося по этому проклятому делу, да еще небось украдкой, в тайне от меня, прикладывающегося к бутылке? Словно читая мои мысли, Палму обернулся и дыхнул на меня. Нет, ничем, кроме отвратительного табака, от него не пахло. Никаких спиртных паров.

— А что это у тебя так карман вспух? — насмешливо спросил он.

Дело в том, что я распахнул плащ: в машине было слишком жарко и я еще весь взмок, когда увидел нашего взрывника.

— Захватил пистолет, на всякий случай, — сухо ответил я.

— Да-а, — так же насмешливо протянул он, — начальник у нас отменный стрелок, у него вся полка кубками заставлена! Только ты уж сделай милость, проследи, чтобы майор твою пушку не захватил!

Что греха таить, был у меня такой случай: по собственной глупости выпустил из рук пистолет, которым тут же завладел преступник и ранил меня в плечо. Теперь у меня там шрам. Но это когда было? Давно, я был молодым и неопытным. Время и Палму еще не успели надо мной поработать. С тех пор я стал другим.

Замечу, что позже Палму не ехидничал по поводу моего пистолета, даже наоборот. Неизвестно еще, чем все закончилось бы, если бы его не было. Так что с моей стороны это явилось проявлением дальновидности и смекалки. Так я оцениваю свой поступок по зрелом размышлении. В остальном, увы, я оказался полным болваном.

Всласть поиздевавшись надо мной, Палму постучал водителю по плечу:

— Не так быстро, и не угоди в кювет. А то взлетим на воздух всей компанией.

— Да нет, это не взорвется, — успокоил его наш специалист, ткнув ногой в сверток (я так и подскочил на сиденье). — Капсюли у меня отдельно, в кармане. Если вы не будете толкаться, то все будет в порядке.

Видимость из-за тумана была плохая, и мне казалось, что мы ползем как черепахи. Вообще терпеливостью я похвастаться не могу. Хотя и пытался воспитать ее в себе. Вернее, Палму пытался. Честно говоря, нервы у меня были на пределе, и я даже грубо оборвал Кокки, когда тот принялся в очередной раз что-то рассказывать о своей знакомой стюардессе:

— Чего только не случается у них на аэродроме! Вот в тот же день, когда Нордберга убили: в последнюю минуту выскакивает на поле старик в какой-то дурацкой шляпе, словно на рыбалку собрался…

— И с рыболовными снастями, — раздраженно договорил я. — Все понятно. Сделай милость, помолчи. У меня и без тебя голова пухнет!

Кокки надулся, а Палму осуждающе посмотрел на меня. Я сам пожалел о своей резкости, но слушать болтовню Кокки я был не в силах. Так мы и сидели в полном молчании, а автомобиль медленно полз вперед по мокрой дороге. В Таммисаари мы не останавливались. Мне было не до кофе.

Машина встала перед домом майора. Хозяин на этот раз встречать нас не вышел, только в окне заколыхалась занавеска. Мы, стало быть, были нежеланные гости. Мы постучали, но — тщетно; подождав немного, отправили Кокки в обход, к черному крыльцу. Появившаяся вскоре девушка открыла нам дверь, хотя, разумеется, в воле майора было не пускать нас дальше кухни.

Девушка провела нас в гостиную и пошла доложить хозяину. Майор Ваденблик не только не стал здороваться с нами за руку, но даже не соизволил подняться из-за стола, за которым разбирал ружье.

— Охота на лосей открывается только через шестнадцать дней, — с издевкой сообщил он. — К тому же вы, господа, как я вижу, приехали без красных охотничьих фуражек. Чем в таком случае обязан? Прошу извинить — руки в масле. Я всегда сам чищу свое оружие. Больше никто не имеет права прикасаться к нему.

Чаю на этот раз нам не предложили. Мы сидели на тех же кожаных креслах, и молчание становилось тягостным. Не дождавшись, чтобы его угостили, Палму сунул в рот свою трубку и, не спросив разрешения, зажег ее. С ней он чувствовал себя увереннее.

Раскурив трубку и выпустив пару раз дым, он с укором посмотрел на меня. Но я был нем как рыба. Я тоже мог быть упрямым: разговор должен был начать он — так я считал. К тому же, признаюсь, мне решительно нечего было сказать майору, и, сколько я ни ломал голову, на ум ничего не приходило.