Мика Валтари - Звезды расскажут, комиссар Палму!

Кокки сидел за письменным столом и изучал содержимое ящиков.

— Да нет там ничего, — раздраженно сказал я; голова у меня была чугунная. — Я уже смотрел. А вы что-нибудь нашли?

— Размер ботинок подходит, — сказал Кокки. — Но это ничего не дает. А так майор вообще-то спартанец. Спортсмен, рыбак, охотник.

— И сам водит трактор, — буркнул я. — У меня, между прочим, тоже есть глаза.

На стенах кабинета висели фотографии. Майор с бьющимся лососем в руках. На медвежьей охоте. На тракторе, надменно улыбающийся. Да, видный мужчина. Этого у него не отнимешь. Мужественный. Кобель. Еще — фотография улыбающейся госпожи Ваденблик в вечернем туалете, как-то не очень ему под пару.

— Н-да, ничего, решительно ничего, — признал Палму. — Подозрительно! Уж больно быстро они с Анниккой все подчистили. Ни один нормальный человек не будет так стараться ничего не оставить, никаких личных вещей!

— Ну они же в основном в имении живут, — объяснил я. — В этом Линнанмяки. А тут квартира так оставлена, для представительства. На попечении Лююли. Приезжают переодеться, иногда принять гостей. Если вообще здесь бывают гости, после смерти Майре.

В комнате для прислуги раздался грохот: это Лююли неосторожно перевернулась и шлепнулась на пол. Работы хватило для всех троих. Лююли мы нисколько не побеспокоили, она спала без задних ног. Палму заботливо подложил ей под голову подушку, но она и ухом не повела. Что ей были такие пустяки, когда она выдержала жизнь в Америке!

— Не пора ли нам уходить подобру-поздорову, — смущенно предложил Кокки.

— Ага, ведь начальник обещал устроить увеселительную прогулку, — сказал Палму, как бы между прочим разливая коньяк по крошечным рюмкам. — Этот я еще не пробовал! Нельзя же, чтоб только твои отпечатки остались на бутылке! — обратился он ко мне, и я хотел было открыть рот, но Палму опередил меня: — И ты тоже выпей, чтоб в машине не сомлеть. Или ты хотел предложить нам сначала позавтракать? Нет, никак не получится. Нам еще пару часов ехать, а я твердо намерен вернуться из этой глухомани до темноты. Пока под любым кустом может сидеть убийца, я темноты опасаюсь.

Палму был завзятым горожанином. Он даже летом, в отпуск, не уезжал из города и не ездил ни в какие лечебницы, чтобы подлечить колено. Хотя и голову ему тоже не мешало бы…

— А куда мы поедем? — подозрительно спросил я.

— В Линнанмяки, разумеется, — удивился Палму. — Ты же сам говорил, что не прочь повидать майора. Вместе с Анниккой, конечно. Поздравить, так сказать, молодых, пожелать им счастья…

— Нет, так дело не пойдет, — сказал я. — Мы не можем забирать патрульную машину для увеселительной прогулки.

— У тебя же широчайшие полномочия, — принялся хитрить Палму. — Если мне не изменяет память, шеф полиции еще не дал задний ход. Все пока остается в силе. А губернатор посулил тебе даже войска. Неужели ж ты не можешь воспользоваться одной машиной!

Что и говорить, Палму был известная лиса… Оказалось даже, что он уже успел позвонить и вызвать машину к подъезду. Так что мы тихонько выбрались из квартиры, плотно прикрыв за собой дверь, и спустились вниз.

Какая чудесная стояла осень! Как празднично желтели леса по обеим сторонам дороги! Светило солнышко, мы ехали со скоростью восемьдесят километров в час, и на душе у меня как-то само собой полегчало. Полицейский в форме на патрульной машине не имеет права развивать бо́льшую скорость, и Палму ныл совершенно напрасно. Да и спешки никакой особенной не было. В Таммисаари мы остановились выпить кофе, и Палму с Кокки тряхнули своим шведским. Дальше дорога начинала ветвиться, и ехать надо было осторожно, чтоб не ошибиться. Места вокруг стали совсем дикие, там и сям в просвете между деревьями поблескивало море. Наконец мы увидели указатель: «Линнанмяки». Настроение у меня опять упало. Мы поехали еще медленнее, а Палму зорко оглядывал окрестности. И очень кстати, потому что сразу за очередным поворотом на дорогу выскочил мальчик, и водителю пришлось резко затормозить. Мальчик преследовал раненую ворону. Мы остановились.

В руках у мальчика была мелкокалиберная винтовка. Это был и вправду самый красивый мальчик, какого я когда-либо видел. Примерно лет двенадцати. В зеленой тирольской шляпе, с красным перышком. И в блестящих сапогах.

Но повадки у него ничем не напоминали охотничьи. С искаженным злобой лицом он нагнал ворону и, схватив ее за крылья, с силой рванул в стороны так, что послышался хруст. Истязаемая забилась. Мальчик бросил ее на землю и с увлечением стал смотреть, как ворона барахтается с повисшими крыльями.