Влад Сэд - Феникс Лазурный

Так продолжалось еще какое-то время, Рыбкин продолжал уныло тянуть свою лямку и уже начал думать, что так будет всегда, как внезапно, ему выпал шанс все изменить. В один из дней, Рыбкин встретил едва знакомого ему санитара, который толкал по коридору каталку с лежащим на ней абсолютно неподвижным телом, накрытым простыней полностью, то есть с головой и по всему было понятно, что ни этот санитар, ни его «пациент» уже никуда не торопятся. Рыбкин, увидев эту картину, неожиданно задумался. Он вспомнил, что и ранее замечал подобные сцены в этой больнице, но почем-то почти не обращал на них внимание, будучи загруженным в свои проблемы. Конечно же Рыбкин знал, что в подвале больницы, есть городской морг и обслуживают его свои, собственные санитары. Они держались от всех остальных особняком, почти ни с кем не общались и всегда одевались в старые, плохо отстиранные робы и халаты. Врачи и больничное начальство старались с ними особо не связываться, общались только по необходимости, да и то короткими фразами, как бы стесняясь того, что их увидят вместе. Рыбкин и сам поначалу вел себя также, ему казалось, что эти мрачные санитары из морга, словно люди из более низшей касты: слуги, уборщики, тролли, жители подземелий, поэтому он сам первым никогда не здоровался и не общался с ними. Тем не менее, встреча с этим, не очень спешащим санитаром из морга, весьма впечатлила Рыбкина: «Вот работа мечты, – подумал он, -Никуда спешить не надо, да никто и не торопит».

В итоге, после некоторых размышлений, Рыбкин твердо решил, что ему нужно попробовать перевестись работать в тот самый подвал больницы, где находился городской морг. «Трупаков» и вывороченных кишок Рыбкин совсем не боялся. Он успел насмотреться этого вдоволь, когда еще во время своей службы в армии по глупости поехал срубить легких денег в операции по «принуждению к миру» одного маленького, но очень гордого горного народа. Обдумав вечером все хорошенько за бутылкой крепкого портвейна, Рыбкин на следующий день прямо с утра пошел в отдел кадров больницы и попросил перевести его в морг или в «Тихий дом», как он сам называл это заведение. Слово морг Рыбкин не любил, да и знакомых ему людей коробило от любого упоминания об этом месте. В кадрах Рыбкина приняли на ура, словно призывника-добровольца в военкомате, так что уже через неделю Рыбкин вышел работать в свой «Тихий дом». На самом деле, тихим это место можно было называть только в кавычках. Покойников сюда везли валом, большей частью не с самой больницы, а с городских улиц. Пожилой врач-патологоанатом часто просто «вешался» от такого большого количества вскрытых животов, и распотрошенных грудных клеток. Ему часто приходилось работать почти без выходных. Иногда ближе к вечеру, когда у врача-патологоанатома уже не оставалось сил что-то делать, он уходил домой, а Рыбкин или другой дежурный санитар оставался «зашивать» покойников, а также убирать, остатки после вскрытий. В своем жаргоне Рыбкин называл этот процесс – «убрать лишние запчасти». Когда по вечерам Рыбкин, наконец, оказывался в морге в полном одиночестве, то чувствовал себя здесь главным, почти что хозяином, и гордо расхаживал мимо холодильников и каталок с лежащими на них неподвижными трупами. Среди всех этих мертвых людей, возможно в этой жизни кто-то был умнее, кто-то моложе, кто-то красивее, кто-то богаче, а кто-то даже сильнее, чем Рыбкин. Но сейчас все изменилось, теперь он был для них всем, он отправлял их туда – в другой мир, и только он решал кто, как, когда и в каком виде отправится в последний путь.

Снаружи, у дверей морга, в больничном коридоре, постоянно стояла очередь из родственников умерших, многие из них выпрашивали, умоляли, и даже совали деньги, чтобы им как можно быстрее выдали тела их родных. Всем хотелось, чтобы именно им, первым отдали то, что осталось от их близких. Но как оказалось, чтобы нормально умереть, нужно тоже отстоять очередь. Такая вот очередная неприятная особенность крупных мегаполисов, где куда бы ты ни бежал, и как бы не спешил, все равно будет кто-то кто уже впереди тебя.

В общении с родственниками покойников Рыбкину больше всего нравилось, когда они просили его сделать что-то побыстрее, или вне очереди, в такие минуты он чувствовал себя очень важным, но при этом делал вид, что не слышит этих просьб. Как-то раз, один обезумевший от горя отец маленькой девочки, что уже неделю лежала в очереди на вскрытие, подбежал в больничном коридоре к Рыбкину, схватил его за грудки и начал кричать. Рыбкин в ответ спокойно посмотрел ему в глаза, а затем приложил свои ладони к его лицу. Почувствовав на себе этот сладкий, несмываемый запах смерти, отец девочки издал дикий вопль и резко отпрянул в сторону. Его начало рвать прямо в коридоре. Рыбкин какое-то время равнодушно смотрел на это, а затем сказал: «Закончил? Теперь уберешь за собой. Тряпка и ведро в туалете в конце коридора». После этих слов Рыбкин не спеша пошел дальше по коридору. Толпа людей, стоявших у дверей морга, в ужасе расступилась в стороны, а Рыбкин шел между ними, словно миссия дарующий то, что может смягчить страдания жаждущих. Он ощущал себя почти что богом в тот момент.