Юрий Рогоза - Ханна, ведьма

Мы вообще разговаривали с набитыми ртами, но при этом прекрасно понимали друг друга.

– Я потер тебе пуговку на удачу! На у-да-чу, понял?! А удача и чудо – разные вещи, Стиви – бой. Совершенно разные, не путай…

Я вспомнил об Энни и сердце кольнуло, как будто в него вонзили длинный корявый шип.

– Одной удачей мне не обойтись, Герой. Мне нужно чудо…

– Мало ли что тебе нужно! – покончив с последним кебабом, он придвинул скрипнувший ящик ближе к огню и бросил пакет в бочку – За чудесами – это не ко мне. Да и вообще, держись от них подальше, мой тебе совет! Вот удача – другое дело, она еще никому не мешала… Дай глотнуть…

– Держи – я протянул ему бутылку – А чем чудо хуже удачи?

Американский герой ответил не сразу. Сначала глотнул виски, медленно закрутил бутылку и с удовольствием закурил, достав мятую пачку сигарет.

– Ну, хотя бы тем, что за него всегда приходиться дорого платить… – медленно и задумчиво проговорил он, наконец.

А я вдруг почувствовал, что опьянел, хоть и выпил совсем немного, пару глотков. К тому же, вслед за мыслями об Энни на меня обрушилась целая гора неизвестно как проникших в это лесное укрытие воспоминаний и чувств. Главным из них была обида на мир. Я вдруг остро почувствовал себя ребенком – несправедливо обиженным, брошенным в мир чужих, взрослых, злых и несправедливых людей. И даже не удивился, почувствовав на глазах слезы – в этот миг мне было семь, а не двадцать семь, поэтому плакать было совсем не стыдно.

Американский Герой все так же молча курил, глядя в огонь.

– Почему ты никогда ничего не рассказываешь о себе, Герой? – спросил я, молясь, чтобы он не заметил моих слез.

– А зачем? – не поворачиваясь, отозвался он – Бог и так все знает, а людям хватает своего горя…

– А хочешь, я расскажу тебе свою жизнь? – шмыгнув носом, спросил я.

– Нет, не хочу – вздохнул Герой – Но ты же все равно расскажешь, так что можешь начинать…

И он задумчиво бросил окурок в раскаленную бочку.

– Я родился в Беннинг Вилле, Оклахома. Сейчас мне самому дико слышать это, но так оно и есть. Самое смешное, что я не чувствовал себя несчастным в этом городке одинаковых домиков и белых заборов. Детство же не знает, что где-то там, за тысячу миль, есть другая жизнь, поэтому радуется тому, что имеет.

Мой отец всю жизнь – от окончания школы и до смерти – проработал дежурным механиком на местной электрической подстанции. Мама каждое утро провожала его на работу, с нежной улыбкой упаковывая большие бутерброды в чистый пластиковый пакет.

Там, в Беннинг Вилле, все знали друг друга и здоровались. Лет до десяти я, как и остальные ребятишки, звал шерифа Пауэлла «дядя Джек». Двери домиков не закрывались. Воскресным утром город вымирал – все были в церкви, даже шериф с помощником, толстый доктор Батлер и обе его помощницы.

Телевизионных каналов, согласно общему единогласному решению, было восемь – как я понимаю теперь, самых скучных и консервативных в Соединенных Штатах Америки.

Компьютерами детям разрешали пользоваться только в школе, во время уроков.

Преступлений в Беннинг Вилле не совершали (я лично не припомню даже ни одной драки, кроме детских потасовок в школе). Никто не изменял мужьям и женам. Никто не переизбирал мэра Дэниэла Саттона, худого человека, который ездил на работу на велосипеде.

На уик – энды на всех лужайках перед домами загорались барбекю, и весь Беннинг Вилль пах жареными колбасками. Четвертое Июля и Рождество каждый год праздновали настолько одинаково, словно боялись допустить загадочную роковую ошибку.

Школьные матчи по баскетболу и спектакли смотрел весь городок (живущие около школы приходили, я помню, со своими стульями, чтобы никому не пришлось стоять).

Все свадьбы и похороны тоже выглядели одинаково. Умирали в Беннинг Вилле только от старости. Женились один раз. Никто ни разу не разводился.

Я не припомню ни одного странного имени. Моего отца звали Джон. Мою мать – Марша. В моем классе было четыре Джонсона, три Джексона, три Брауна и два Райта (включая меня).

Вот каким оно было – место на огромном земном шаре, где дежурный механик Джон Райт и его жена, домохозяйка Марта Райт подарили мне жизнь.

Но как же хорошо я помню день, когда изменился мир! Была пятница. Громко и причудливо просигналив, около нашего дома с визгом затормозила сверкающая машина без крыши. Из нее вышла стройная женщина с копной огненно – рыжих волос на голове, с хрустом потянулась, раскинув руки, и щелчком отбросила прямо на дорогу тонкую черную сигарету с золотым кончиком (я обмер – ни одной курящей женщины я до того дня не видел). Мне очень хотелось убежать, но ноги не слушались, поэтому я так и замер столбом прямо у порога. Джинсы обтягивали ноги незнакомки так сильно, что она казалась голой. Каблуки красных туфель были длинной с карандаш. Огромные черные очки прятали глаза. Ногти были длинными и багрово – красными, под цвет туфель.