Донна Леон - Искушение прощением

– Если мы захотим побеседовать с приятелем вашей дочки, при этом должен будет присутствовать адвокат либо кто-то из родителей этого мальчика. Вы назовете мне его имя?

Впервые с той секунды, когда профессоресса Кросера переступила порог кабинета, а может, и с тех пор, как с ее сыном стало твориться неладное, ей пришлось признать, что ситуация, в которую она попала, может иметь юридические последствия. Образовался водоворот, и риску оказаться в нем и утонуть подвергались даже люди, плывущие по тихим, спокойным водам.

– Нет, – ответила женщина, чуть повысив голос. – Это было бы дурно по отношению к нему.

На этот раз она даже не заметила, что мимоходом оскорбила полицию.

Брунетти положил ручку на стол и сцепил руки перед собой.

– Известно ли вам, профессоресса Кросера, где ваш сын достает наркотики, которые он, как вам кажется, принимает, и что это за вещества?

К этому вопросу она была не готова… Женщина быстро отвела глаза и уставилась на свои колени.

Брунетти ненавидел наркотики за то, что они делают с людьми, за то, как разрушительно они влияют даже на лучшие умы, – и это при том, что трое его домочадцев полагали, что наркотические вещества нужно разрешить официально. Простые ответы… Почему люди всегда хотят получить простые ответы?

Наркотики меняют всё. На его памяти женщины предлагали ему себя, мужчины – своих жен, а то и дочерей, только бы он не арестовал и не отправил их туда, где, по их представлениям, нельзя будет раздобыть дурь. Брунетти видел невесту, в свадебном наряде, которая скончалась от передозировки, а однажды его вызвали на квартиру, где трехлетний малыш умер от истощения за время недельной героиновой вечеринки, устроенной его горе-мамашей и отцом на деньги, которые они украли у своих же родителей.

– Нет, – сказала синьора Кросера. После долгой паузы и уже совсем другим тоном она добавила: – Если бы я начала его расспрашивать, он бы мне солгал. – Было очевидно, что ей самой нелегко примириться с этой мыслью. И, словно объясняя это себе самой, а не только Брунетти, женщина произнесла: – Понятия не имею, откуда мне это известно, но это так.

Она приложила ко лбу ладонь и какое-то время молчала. Брунетти снова стал смотреть в окно. Наконец хриплым, еле слышным голосом синьора Кросера проговорила:

– Это мой ребенок, а я не знаю, что делать.

Комиссар посмотрел на нее. При виде женских слез, капающих сквозь пальцы на шерстяной жакет, который тут же их впитывал, Брунетти встал, отошел к окну и уставился на фасад церкви. Святой Лоренцо… Мученик.

Отец комиссара умирал долго и тяжело – от рака – в больнице, руководство которой полагало, что людские страдания – наилучший путь к спасению души, а потому отказалось выдать болеутоляющие. За три дня до кончины отца Гвидо, уже тогда commissario di polizia , выкрал коробочку с ампулами морфия из хранилища для конфискованных наркотических препаратов и оружия и каждые восемь часов делал умирающему уколы. Когда же отец скончался, тихо, на руках у младшего из сыновей, комиссар вернулся домой, открыл оставшиеся ампулы и вылил их содержимое в кухонную раковину. Он мало верил в высшие силы, но был уверен: любые страдания – это неправильно.

– Вы можете что-нибудь сделать? – спросила синьора Кросера уже спокойным голосом с другого конца комнаты.

Она взяла себя в руки, это хорошо… Брунетти вернулся к столу.

– Я попробую выяснить, продают ли наркотики у них в школе, и если да, то кто именно, – сказал он.

Об Альбертини он не слышал ничего подобного, но прозондировать почву не помешает. Надо же с чего-то начать.

Профессоресса Кросера поерзала на стуле, как будто внезапно почувствовала себя неудобно. А может, ей не терпелось уйти, ведь теперь кто-то другой займется ее проблемами. Нет, наверное, он к ней несправедлив.

– Можете дать мне свой номер телефона? – попросил Брунетти.

Комиссар под диктовку записал его в блокнот, а прямо над ним – слово «Альбертини», на случай, если кто-то увидит эту запись и полюбопытствует, о чем идет речь.

Брунетти подумал, что раз он пока мало что может сделать, то и говорить не о чем. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: больше ничего синьора Кросера рассказать ему не может, да и не хочет.

Комиссар встал и поблагодарил профессорессу за то, что она пришла. Такой откровенный намек ее удивил, однако она позволила проводить себя до двери. Пытаясь загладить резкость, с которой он ее расспрашивал, Брунетти улыбнулся и пообещал сделать все, что в его силах, умолчав о том, как ограничены его возможности. А когда посетительница ушла, вернулся к окну и какое-то время размышлял об этом визите и о тревогах этой женщины. Хорошо хоть дождь уже закончился…