Вячеслав Белоусов - Красные пинкертоны

Вид подавленный: секретаря несомненно серьёзно что-то угнетало.

— Зря издеваешься! — продолжал шуметь Задов, пытаясь его расшевелить. — Трудимся на главных направлениях.

— Это где ж?

— Которые ты указал в недавней статье, — важно напыжился артист. — Сегодня — на Стрелке, а вчера нас на Эллинг бросали. Прорыв воды устранять. Ликвидировали одним махом!

— Молодцы, — вяло отреагировал секретарь, не подымая головы и даже обхватив её обеими руками, будто мучился нестерпимой болью. — Лопатой пузо сгонишь. И то польза.

— Что с тобой, мой друг? — поднялся с дивана Задов, изобразил прислугу с веером, обошёл вокруг стола, услужливо помахивая над ним, и направился к знакомому шкафчику. — Выпить хочешь?

— Нет настроения.

— А я бы выпил, несмотря на поздний час.

— Ну пей один.

— Нет, так не могу. Не научился. Кстати, это верный признак алкоголизма, а мне теперь заряжаться только энтузиазмом. Разные вещи.

— Ну хорошо, что хоть это усвоил. Труд в коллективе явно на пользу.

— Да что случилось наконец?! — сорвался Задов. — Ты можешь объяснить?

Странников подавленно молчал.

— Неделю не виделись. У каждого полно новостей. Ты с митинга?

— Пошёл разговор?

— Журналист знакомый, считай полдня на Стрелке возле нас крутился. Репортаж готовил в газету о героических буднях театра на речных баррикадах.

— Где? — поморщился, словно от зубной боли, Странников. — Не можешь ты без трескотни и словоблудия.

— На обваловке, конечно, — смутился Задов. — Ты что, совсем от шуток отвык? Что тебя раздражает?

— Не до шуток мне.

— Так поделись!

— Придёт время.

— Ну смотри… — Задов обиженно отвернулся, смолк, но надолго его не хватило. — Про митинг журналист и рассказал. Завидовал всё, что не его послали. А завтра прочтёшь в «Коммунисте» материал и о нас. Самсоныча даже фотографировали!

— Получше-то не нашли?

— А что? — беззаботно захохотал артист. — Театр, известно, начинается с вешалки, а на берегу Самсоныч с его ростом у нас за главного смотрящего. Голову, как жираф, за вал выставит — опасную волну за версту упреждает.

— Ты за этим примчался ко мне ночью? — не выдержав, нервно поднялся из-за стола Странников.

— Да что ты, Василий! — бросился к нему приятель. — Успокойся. Вот, смотри и радуйся! Выпросил последний номер у того журналиста.

— Что ж тебя прохватило? — не глядя, потянулся за газетой секретарь. — Кроме приказов нашей Чрезвычайной тройки да решений губисполкома в «Коммунисте», сейчас ничего не публикуют.

— Врать не стану, — интригуя, усмехнулся Задов. — На второй странице, да и на третьей — сплошь про наводнение и ваши документы, но ты глянь на первую! Узнаёшь?

Странников так и впился глазами в газетный лист.

«Дружеский шарж» — было написано над небольшим рисунком. Он впечатлял.

Сердитый мужик с грубоватым злым лицом вышагивал по пустынному берегу реки, косясь на подступающую воду и далёкие недоступные мачты двух судёнышек у самого горизонта. Ветер дул ему навстречу, мешая ступать, валил. Но герой не сдавался. В сапогах и пиджаке с взъерошенными волосами на голове, он здорово был похож на него самого, вчера ещё, даже сегодня утром вышагивающего вот так же подле моторной лодки, которую долго не могли завести и тащили волоком, словно бурлаки.

Художник не забыл его привычки — засунул правую руку в карман брюк, в левую вставил короткую курительную трубку и украсил отворот воротника на пиджаке тёмным, стало быть красным флажком.

«Обход передовых позиций», — поясняла надпись под рисунком и, чтобы совсем никто не сомневался, здесь же буквами помельче уточнялось: «Пред. Губ. Чрезвыч. тройки по борьбе с наводнением тов. Странников».

— Сгною, сволочь! — выругался он и, в ярости скомкав газету, швырнул под ноги.

— Ты что?! Это же шарж! — вскричал Задов. — Дружеский! И как раз в тему.

— Что ты мелешь, балбес?! Не понял ничего? Это они против меня кампанию затеяли! Ну, Прассук, ну, гнида! А ведь в редакторы я его сосватал, Арестов против был, а я настоял. Своим считал. Вот где выявляются скрытые враги! Сотру в порошок!

— Да погоди, Василий Петрович! — побледнел и сам Задов. — Не горячись. Нет в этом шарже никакого подвоха. Наоборот. Ты приглядись, подумай.

Он поднял с пола скомканную газету, разгладил её на столе, ткнул пальцем:

— Был в Третьяковке?

— При чём здесь картинная галерея?

— Видел там полотно одного известного художника? Кажется, Бенуа… или Серова?.. Не помню.