Вячеслав Белоусов: Красные пинкертоны

— «В целях ограждения жизни и имущества населения, в связи с постигшим губернию небывалым стихийным бедствием, для лучшей организации борьбы… с 24 часов ввести по всей губернии и городу исключительное положение… обязать всех мужчин с 18 до 45 лет являться по первому требованию районных отделений милиции…»

Прервался, не помня себя, выпалил, тараща глаза:

— Бросить всё? Наплевать на это? И заниматься каким-то говнюком?!

В горле Берздина пересохло, он что-то хотел сказать в ответ, но захрипел, закашлялся тяжело, едва выдавил из себя сиплым шёпотом:

— Трагедия… знамо дело… и у нас… не с такими, конечно, последствиями… и таким размахом. Казань тоже плавает…

— Казань чёрт-те где, а у нас сёла давно на низах утонули, люди на буграх живут, мародёры скот режут, имущество растаскивают. Распорядитесь стрелять?

— Стрелять?.. — больше сказать Берздин уже ничего не мог, защемило ему горло.

Арёл бросился за графином, налил воды, протянул стакан, крайпрокурор глоток за глотком осушил весь. Лицо его сделалось зелёным, он глубоко вздохнул и жестом попросил воды ещё.

— Лишили, так сказать, возможности добить проверку до конца, — подав воду, продолжил уже спокойнее Арёл. — Ни днями, ни ночами зама своего отловить не могу. Он по сёлам с комиссией штаба разъезжает… то есть плавает.

— Говно плавает! — насытившись и, видно, устранив помехи в горле, крайпрокурор приходил в себя, ненавистью налилась физиономия, он снова закричал: — Кто позволил?!

— Ответственный секретарь губкома с собой взял, — не сдавался Арёл.

— Странников? — враз смешался Берздин. — Странников его с собой в чрезвычайную тройку штаба взял?

Арёл невозмутимо кивнул. Берздин перекинул свирепый взор на Шкребца:

— Тебе что-нибудь известно об этом?

— Так откуда ж… — развёл руки тот, жидкая бородёнка затряслась, — гадать остаётся.

— Гадать?!. — грязно выругался крайпрокурор. — Тебе заниматься этим велено! Раз по-иному не способен, гадай! Картишками снабдить?

Он схватил со стола первый попавший под руку лист, повертел, поднёс ближе к глазам:

— Вот! И здесь подпись руководителя чрезвычайной тройки штаба товарища Странникова!

Поднял страшные в гневе глаза на старика:

— Ты мне что плёл?

На Шкребца жалко стало смотреть, казалось, ещё секунда — и он действительно свалится в обморок.

— Вон отсюда! И все дела немедленно сдать Еремицкому!

Спец по особому кадровому сектору для Берздина больше не существовал, весь распалённый, он развернулся к губпрокурору.

— Ну?..

— Поэтому опросить Глазкина не имел объективной возможности. — Арёл смолк и, проследив, пока за Шкребцом не закрылась дверь, тише обычного завершил: — Виноват. Наставления товарища Странникова о дополнительной проверке фактов, порочащих заместителя, выполнить не успел.

— Наставления! — сузил глаза Берздин до щёлок. — Какие ещё наставления? Ты говори, да не заговаривайся, прокурор!

— Советовал мне секретарь губкома строже отнестись к сигналам нэпманов. Нет ли провокации или оговора? Метит Странников его в председатели губсуда, — выложил последний свой козырь Арёл.

— Бред! — вырвалось у Берздина.

— Информация зафиксирована проверенным источником. Глазкин за этим и гонял в столицу.

— Ну что ж… — изменил тон Берздин. — Вам, конечно, известно, что за работой по ликвидации стихии следит лично товарищ Сталин?

— Так точно! Говорят, в Кремле он сам, так сказать, товарища Странникова благословил.

— Знаете, следовательно…

— Так точно!

— Делайте выводы.

— Есть!

— Вот что… Материал проверки на зама привезли с собой?

— Так точно.

— Давайте сюда.

— Сбегать зарегистрировать?

— Сам зарегистрирую, — попытав губпрокурора взглядом, Берздин, постучал ладошкой по столу. — Ты что ж? Мне не доверяешь?

— Как можно…

— Ступай, — не подав руки, крайпрокурор принял пакет. Опустил голову. Но не успел Арёл открыть дверь, его настиг тот же голос:

— После паводка жди моих с проверкой. Да готовься — вывернут наизнанку! И если что накопают!..

Из тьмы и безмолвия до Турина пробивались звуки, напоминающие людские голоса. Приблизились. Преобразились в различимый шёпот:

— Так глаза и не открывает, Маргарита Львовна? — допытывался один, погрубей.

— Спит? — надеялся юношеский, знакомый.

— Уверяю вас, Пётр Петрович, рано вы пришли. Мы бы дали знать, если бы что-то изменилось. — Этот Турин слышал уже не раз, привыкнуть успел — доктора бас.