Leo Vollmond - Принцип домино. Покой

Посмотрев ему в лицо, Эванс осталась довольна: глаза плотно закрыты, черты лица разгладились, он, наконец, полностью расслабился. По-видимому, и мысли босса уже находились где-то далеко от стоявшей на обочине машины. Эванс облегченно выдохнула, добившись желаемого результата. Осталось совсем немного – довести дело до логичного конца.

– Ой, – пискнула она, когда он сильнее сжал руки на талии и прижал к себе еще теснее, словно пытаясь выдавить весь воздух из ее легких.

Адам уткнулся носом в её грудь, вдыхая исходивший от нее запах цианида. Эванс оказалась в тисках его рук, дышать становилось сложнее, а мистер Тотальный Контроль и не собирался отпускать.

В отместку она сжала его сильнее ладонью, вырывая из горла низкий стон. Его ответом на перехват инициативы стали зубы на ее груди. Эванс с непониманием посмотрела на него: от звука его голоса все внутри напряглось, его стон прошел вибрацией по телу, пробирая до самых костей. Странные и непонятные ощущения, описанию которых нельзя подобрать слов, что настораживало. Эванс отстранилась от Ларссона, не заметившего этого. Отступать теперь казалось глупо: она сама начала серию мероприятий по усмирению его гнева подручными способами.

Руки Адама скользнули ей на спину, проходя ладонями ниже. «Ладно, черт с ним, сегодня ему можно», – думалось ей, чтобы скорее покончить с успокоением великовозрастного подростка в теле взрослого и к тому же вооруженного мужчины. Адам опустил руки ей на ягодицы, теснее прижимая ее к себе. Эванс потеряла равновесие. Ларссон подхватил ее и обнял, зарываясь носом в волосы.

Она сама не поняла, как позволила ему это. Горячие губы коснулись шеи. Дрожь возбуждения не заставила себя ждать, приводя Эванс в настоящий ужас. Он становился больше в её маленькой ручке.

Адам уже не стесняясь вцепился зубами в тонкую кожу, пробуя ее на вкус, проводя по ней языком, чувствуя, как Эванс дрожит от прикосновений. «Ядовитая!» – подумал он, ощутив во рту горько-сладкий циановый привкус.

Воздуха в машине не осталось: только его стоны, обдававшие Эванс горячей волной по коже. Адам сильнее вцепился зубами в ее кожу, на что Эванс потянула его за волосы. Ларссон недовольно зарычал, но отпустил. Она догадалась, что скоро все закончится по его напряженному лицу. Его тело прошибла дрожь. Адам выгнулся ей навстречу и запустил руку ей в волосы, притягивая к себе и вцепившись зубами в её ключицу. Эванс потеряла бдительность всего на мгновение, но больше ему было не нужно. Когда она поняла, что же произошло, он уже оставил багровый след на ее шее, крепко сжимая в кулаке волосы. Адам прижал ее с такой силой, что казалось, позвоночник сейчас хрустнет.

– Ми, – низкий стон у ее уха, и Эванс ощутила в ладони подтверждение, что все же добилась своего.

Ларссон расслаблено откинулся на сиденье и не сразу заметил, как она соскользнула с его коленей. Дав себе несколько минут, чтобы отдышаться, Адам протянул ей руку, и в ладонь ему без каких-либо возражений опустились ключи от машины. Он завел мотор и выехал с обочины, стараясь больше вообще ни о чем сегодня не думать. Особенно о том, что на языке еще ощущался горьковато-сладкий привкус миндаля, и в его мыслях теперь царил покой. Покой пришедший в обличье Костлявой. Вот уж чего Адам не ожидал. Прошлая встреча с мрачным жнецом Адама его лишила.

Впервые он столкнулся со смертью лицом к лицу и чудом ускользнул из ее цепких лап восемь лет назад. Тогда Адам не ждал ее прихода. Теперь же порой жалел, что выбор бледной с косой пал на него, и не Адама она увела тогда с собой. После встречи с Доном Романо его путь лежал в фамильный особняк недалеко от города, где за каждым поворотом знакомой дороги мерещился мрачный жнец, наточивший косу. Ларссон опасался, что на этот раз смерть заберет должок, но ехать все же пришлось. С его стороны отцу обещан подробнейший отчет о встрече, а загрустившему Никки – визит для поднятия духа. Оставаясь для всех примером и гордостью семьи, Адам всегда старался сдерживать обещания. Да и врать ждавшему его ребенку, видевшему мать несколько дней в году, – последнее дело даже для такой циничной скотины, как Адам.

К его приезду Никки уже уложили спать. Разговор с отцом продлился недолго. Оставшись в одиночестве, Адам стоял у окна и просматривал темноту долгой зимней ночи. Окончательно перестав различать чернеющие силуэты деревьев, проглядывавшие из сгустившейся синевы, он вышел через заднюю дверь на обледенелую брусчатку. Подгоняемый холодным ветром он брел в темноте, зная предстоящий путь наизусть: до старинной кованой ограды с тугой калиткой, пронзавшей слух резким жалобным скрипом заржавевших петель, стоило их растревожить. Здесь – вдали от суеты Адаму слышался малейший шорох: его разбавленная завыванием ветра мерная поступь по отполированному за века камню, хруст ледяной корки на крохотных лужах под ногами, шелест колыхавшихся ветвей плакучих ив, плетьми свесивших ветви. Шаг за шагом он приближался к намеченной цели, отмеченной черневшей в снегу могильной плитой на фамильном кладбище поместья Пэлисейдс.