Татьяна Степанова - Грехи и мифы Патриарших прудов

Юная мачеха Феодора говорила все это, наклоняя изящную головку то к одному плечику, то к другому, как птичка. Она чем-то была похожа на актрису Лайзу Миннелли. Только во всем ее облике не было присущей Лайзе беззаботности. Имелось что-то иное. Но Катя пока не могла определить природу этих скрытых чувств.

По дороге на Патриаршие пруды у полковника Гущина раздался звонок на мобильный — сотрудники розыска, занятые работой по строительной фирме Виктора Кравцова, извещали, что наконец-то нашли концы через администрацию рынка, связались с бухгалтером фирмы, и бухгалтер сообщила, что в последний раз разговаривала с Кравцовым примерно десять дней назад по телефону. Она пояснила: все заказы на дачные работы фирма имела лишь в летний период, и их было очень мало. В октябре вообще наступил мертвый сезон, торговый павильон на строительном рынке даже не окупал аренды и открывался от раза к разу.

Полковник Гущин спросил, что представляет собой эта бухгалтерша, сколько ей лет. Сотрудники розыска ответили: на любовницу не тянет — солидная дама за пятьдесят, живет с мужем и двумя взрослыми детьми. Бухгалтерша дала им мобильный номер напарника Виктора Кравцова, работавшего в должности менеджера по поставкам товара. Он состоял с Кравцовым не только в деловых, но и приятельских отношениях. Сама бухгалтерша ничего о личной жизни работодателя не знала, понятия не имела о том, что он ушел из семьи к какой-то пассии. Сыщики планировали связаться с компаньоном Кравцова немедленно и доложить.

Катя никак не отреагировала на эту новость. А что тут реагировать? Все пока пустота. Не стала она комментировать и беседу с отцом Пелопеи и ее мачехой — прежней школьной подругой. Сидела, нахохлившись, на заднем сиденье и наблюдала, как полковник Гущин рулит сам.

Гущин припарковался на Спиридоновке, бурча, что парковка влетит в копеечку. И они с Катей прошли по Спиридоньевскому переулку до перекрестка. Катя не испытывала к Патриаршим прудам никакой особой любви. Место всегда казалось ей излишне пафосным и каким-то тесным. Эти переулки, словно зажатые домами в тиски. Пруд представлялся ей всегда зеленым лоскутом ткани, брошенной на бетон. И здание желтого «павильона» над водами казалось смехотворно-нелепым. Вот и сейчас, шагая рядом с Гущиным, она с удовольствием отмечала про себя «бяки» Патриарших.

Фасады домов ухожены, отреставрированы и покрашены. Но отойди на десять шагов в глубь переулков и увидишь — точнее, почувствуешь носом — запах мочи из подворотен. И серые «кишки» выносных шахт лифтов на домах тридцатых годов все исчерканы, исписаны черными граффити.

Угловой магазин на перекрестке Малой Бронной гордо именуется «Предметы роскоши» — витрины завешаны чем-то болотно-зеленым и никаких особых роскошеств не видно. А напротив — сущее убожество: годами немытая витрина муниципального продуктового магазина, а в ней — выцветший рваный плакатик от мэрии: «Дорогие москвичи, с Днем города!»

Дааааа-раааа-гие маааааа-сквичииии!

Но что ей всегда нравилось в этом месте, так это женщины. Женщины Патриарших. О, шагая рядом с Гущиным, Катя не смотрела на дома и витрины, она жадно вглядывалась в лица шествующих навстречу красоток и дурнушек, дам, старух, студенток, туристок, путан. Женщин Патриарших — всех, кто попадался навстречу, что-то объединяло. Что-то призрачное и неуловимое, однако весьма характерное для этого местечка. Порой излишняя вычурность в одежде, порой изысканность манер, порой легкость походки — даже у восьмидесятилетних старух, прогуливающих на поводках пекинесов и болонок — сразу по две-три штуки.

Катя всегда пыталась угадать, вглядываясь в лики особенно «пожилых Патриков», кто кем был в прежней жизни. Та старая карга, наверное, женой посла, та — балериной Большого, та — тайной содержанкой члена ЦК.

Но сейчас старух попадалось мало, в основном женщины среднего и молодого возраста. На Патриках, не очень любимых Катей, кипела полуденная жизнь.

Гущина, когда он сошел с тротуара, чуть не задавил велосипедист, мчащийся с ветерком по велодорожке. Велосипедист стал так вежливо и горячо кричать «извините!», что Гущин тут же, тая на глазах, как эскимо, забурчал: «Что вы, что вы, это я, идиот!»

Катя даже не удивилась, когда Гущин указал на самый видный, самый красивый — розовый дом на углу Малой Бронной и Большого Патриаршего. Здесь она живет с матерью.

Катя подумала: в этом доме что-то произошло.