Оливье Норек - Мертвая вода

— Капитан, сегодня воскресенье. Девочка немножко поиграла на улице, потом вернулась в дом. Насчет матери никакой уверенности.

— О’кей. Я пойду одна, но обещаю, что геройствовать не стану. Как только я окажусь возле двери, приближайтесь, но незаметно. Принято?

— Мы вас не оставим, капитан.

— Роз, ответьте Шастен, — произнесла она в рацию, сменив собеседника.

— Роз слушает.

— Только после моего сигнала, ясно?

— Ясно.

Ноэми приготовилась к последней, как она надеялась, схватке. Прежде чем она вышла из машины, Юго поцеловал ее ладони.

— Оружие при тебе? — спросил он.

— При мне моя команда.

Она поправила наушник, перевела рацию на громкую связь, чтобы все могли ее слышать, и спокойно прошла расстояние, отделявшее ее от дома. В находящихся в засаде автомобилях, сквозь потрескивание помех, было слышно ее ровное дыхание.

Она коротко позвонила, спустя несколько мгновений дверь слегка приоткрылась:

— Привет, Но, я не знала, что ты придешь.

Шастен пришлось опустить глаза, чтобы посмотреть на девочку:

— Привет, Лили. Скажем, я пришла без предупреждения. Папа дома?

Не отвечая, девочка исчезла, на бегу что есть силы крича: «Папа!» Ноэми проследила за своим дыханием. Звук шагов, спускающихся по лестнице. И на пороге появился Ромен:

— Но? Все в порядке?

— Я просто пришла узнать, как ты. Жена дома?

— Она в ресторане «Форт», готовится к вечернему обслуживанию.

— Могу себе представить, какой у тебя сегодня тяжелый день.

— Я пока еще все это перевариваю, спасибо за заботу. Может, зайдешь, выпьешь кофе? Или чего покрепче?

— Нет. И здесь нормально.

Если Ноэми обладала чутьем, то и Валант не был лишен его, поэтому сразу почувствовал неуверенность капитана. Во-первых, это, затем наушник рации и тянущийся от него под пальто провод. Он поверх ее головы взглянул налево, направо, словно опасность могла прийти отовсюду.

— Ты хочешь о чем-то поговорить со мной? — настороженно спросил он.

— Я пришла предложить тебе выбор… Перед тобой открываются два пути.

За сегодняшний день Ромен слышал это вступление уже второй раз.

— На первом ты все мне рассказываешь, чтобы я не задавала тебе ни одного вопроса. Это ничего не изменит, но ты выйдешь из испытания с поднятой головой. На втором ты вынуждаешь меня заставлять тебя говорить.

— Ты меня беспокоишь, Но. Понятия не имею, к чему ты клонишь.

— Ну что же, — разочарованно ответила она. — Это не тот путь, который выбрала бы я, ну да ладно.

Она пошарила в кармане пальто, вытащила оттуда две фотографии и протянула ему. Снимок со дня рождения и групповую карточку отъезжающих в лагерь.

— Ты был знаком с Алексом и Сирилом. И тем более с Эльзой, в которую был безумно влюблен. Ты печальный мальчик со своими детскими влюбленностями. Ты мне солгал.

Ромен мгновенно помрачнел.

— Ты знал каждый закоулок стройки как свои пять пальцев. Благодаря связям отца это была твоя площадка для игр. Твое королевство, как ты это называл. Ты мне солгал.

Теперь Ромен посмотрел себе через плечо, вглубь дома, словно опасался, что Лили может услышать.

— Ты никогда не ездил в тот лагерь на каникулы. В течение двух недель ты оставался в деревне единственным ребенком. Ты мне снова солгал. И странным образом все проясняется.

— Я рад, если ты что-то понимаешь, потому что лично я ума не приложу, что это меняет, — не испугался он.

— В таком случае, если я ошибаюсь, скажи мне просто, почему ты издевался надо мной на протяжении всего расследования? Я тебя слушаю.

Ромен молчал, он не знал, как объяснить.

Последняя схватка, сказала себе Шастен. Последняя схватка.

Опустив руку вдоль туловища, она сжала кулак, и Роз принял сигнал. Он тронул автомобиль с места, подогнал почти вплотную к дому и спокойно остановился. Дверца открылась, и из машины вышла Эльза. И осталась стоять в поле зрения Ромена, но на приличном расстоянии. Тот, потерявшись в воспоминаниях, какое-то мгновение всматривался в нее. Эльза, ее лицо, которое он никогда не забывал…

Шастен воспользовалась его явным смятением:

— Просто так не лгут. А три обмана должны наверняка скрывать очень тяжкую тайну. Не было никакой причины, чтобы ты не поехал в лагерь с другими ребятами. К чему оставлять тебя одного в Авалоне, когда все дети играют в снежки, силясь забыть, что в это самое время затопляют их дома и спальни? Просто потому, что десятилетний ребенок разговаривает, он делится с товарищами и с вожатыми, твой отец не мог рисковать, выпустив тебя из-под контроля. Одно неосторожное слово, и вся его хрупкая конструкция рушится. Но что такого уж опасного ты мог сказать, если только не находился на стройке во время несчастного случая? Твой отец никогда не хотел защищать ни Авалон, ни даже плотину. Он хотел защитить тебя. Потому что это ты привел Алекса и Сирила на стройку. И эта невыносимым образом связавшая вас тайна, вместо того чтобы сблизить, разлучила тебя с ним. Кстати, именно об этом он сейчас как раз рассказывает на допросе, после того как Буске показал ему такие же фотографии.