«Я жандарм, так что знаю, как действовать», — сказал он вдове. Он ободрил себя мыслью, что никто не подаст на него жалобу.
Просунув ладонь в дыру и потянув за ручку, он открыл окно и проник внутрь. Приложил руку к радиатору, оставленному на предохранителе от замерзания, что обеспечило внутри минимум градусов десять тепла. Пол поскрипывал под его шагами. По потолку жилой комнаты с открытыми несущими конструкциями шли массивные балки. Просторная кухня с одной стороны, гостиная-столовая — с другой. Над каменным камином слева чучело головы волка, рядом три ружья, висящие друг над другом. Крупный калибр. На стенах мягкие мирные пейзажи. Ничего общего с помпезным бельгийским замком.
После внезапной смерти Хмельника никто вроде бы не должен был здесь появляться, однако у Габриэля это место не вызвало ощущения заброшенности. Пыли почти не было. Он подошел к угловому, обитому тканью дивану и представил себе промышленника, сидящего здесь, у огня, и полирующего приклады своих ружей, готовясь к охоте на волков.
Потом Габриэль двинулся по коридору, бросил взгляд в большую ванную с джакузи и высококачественным оборудованием, осмотрел первую спальню. В платяном шкафу висели охотничьи костюмы, стояли тяжелые башмаки и коробки с патронами. Без сомнения, инстинкты Хмельника просыпались, стоило ему влезть в эту одежду. Наверняка было что-то до крайности возбуждающее в преследовании хищников в таком лесу, как здешний. В том, чтобы вскинуть оружие. В том, чтобы пролить кровь.
Вторая спальня, чуть дальше, скорее всего, была гостевой. Пустые шкафы, скромная обстановка. Габриэль заметил рядом с вешалкой два девственно-чистых холста, обернутые в целлофан, две бутылки уайт-спирита [76] Уайт-спирит — бензин-растворитель, применяют главным образом как растворитель в лакокрасочной промышленности, для разбавления масляных красок. Уайт-спирит также отлично подходит для художников: для мытья кистей и палитры, снятия засохшего слоя краски, обезжиривания холста.
и набор кистей, перетянутых резинкой.
Он оглядел комнату в уверенности, что у Хмельника должна быть и другая мастерская где-то в этом доме. Ему представлялось очевидным, что этот человек не стал бы приезжать в лес несколько раз в году только для того, чтобы поохотиться на волков.
Габриэль обследовал каждый квадратный метр, открыл все двери, обшарил все шкафы. Выйдя наружу, он обошел территорию, огороженную сеткой, в поисках какой-нибудь сторожки или сарая, но ничего не нашел. Вспомнил картину с Жюли и Матильдой и другую, из дома Паскаля Круазиля, — с молодым пареньком: неровные каменные стены, а главное, корни деревьев, свисающие с низкого свода.
Может, смотреть надо не вокруг, а под ноги?
Он вернулся в дом и снова начал поиски, уткнувшись носом в пол, передвинул диван в гостиной, переставил мебель. Его сердце сжалось, когда в гостевой комнате он обнаружил большой постеленный под кроватью черно-серый ковер — единственный во всем шале.
Отодвинув кровать, он заметил царапины на паркете у ее ножек, что подтверждало его мысль. Представил, как Хмельник совершает точно такие же движения, скатал ковер и обнаружил квадратный люк размером как минимум метр на метр. Металлическое кольцо было вделано в толщу паркетной доски. У Габриэля возникло чувство завершения, наконец-то близящейся мучительной развязки отчаянных поисков. Он потянул металлическое кольцо, и прямо ему в лицо ударило дыхание мрака.
Электрический контакт: под его ногами зажглись лампы. Открытие люка наверняка включило автоматическую систему. Он спустился по лесенке на десяток ступеней и оказался в проходе с полукруглым сводом и стенами, выложенными множеством плоских камней. Под лесом был проделан подкоп, чтобы создать искусственную пещеру. Габриэль ничего не знал об этом районе, но уже слышал истории о евреях, бежавших в эти места, и о тех, кто прятался в польских Карпатах во время Второй мировой войны. Была какая-то связь с этими историями или нет, но факт оставался фактом: в шале Анри Хмельника существовал подземный ход, и снова Габриэль вспомнил о позе бизнесмена на его автопортрете, а главное — о двух пальцах, указывающих в землю. Словно на глазах у всех художник объявлял о своей тайне.
Габриэль последовал за цепочкой лампочек. Наклонился, уворачиваясь от пресловутых корней деревьев, которые свисали в проход, пробравшись между камнями. На равном расстоянии друг от друга в рамках со стеклом на стенах были развешены белые листы с запечатленными на них красивым почерком фразами. Габриэль готов был спорить с кем угодно, что узнал руку Траскмана. «Как объяснить картины мертвому зайцу?», «Мудреное сосуществование с диким койотом», «Гомогенная инфильтрация для концертного рояля» или еще: «Вес и относительное перемещение нерводробителя в ортонормальной позиции». Если бы безумие человеческого существа следовало отразить в одной фразе, то ею могла стать любая из этих.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу