Карел Михал - Шаг в сторону

— Только последние дни, а раньше я прятал все в трубу. На чердаке в трубе есть заслонка. Сейчас не топят, зимой тоже почти не топят, но зимой меня еще здесь не было. Сумку я закрывал черной тряпкой и спускал вниз на шпагате, шпагат я тоже красил в черный цвет.

— Вот это да. Это мне в жизни не найти бы. Знаешь что, — сказал я, — я сейчас все это запишу, а ты подпишешь, чтобы в Праге тебя уже не допрашивали. Я тебе все буду читать по предложению. Если я что-нибудь напишу не так, ты меня поправь. Где у тебя бумага?

Я сел и записал все, что он мне рассказал, потом освободил ему правую руку, чтобы он мог подписать. Потом мы сидели и курили.

Я понимал, что должен отвезти его в Прагу. До Будейовиц, а оттуда на поезде, и что все это я должен сделать сам. Если бы я пошел в деревню звонить из магазина в Будейовицы, в наше краевое управление, чтобы просить машину, я бы должен был взять Кунца с собой, а уже было довольно темно. Мне решительно не хотелось таскать его с собой в потемках. А что, если он вздумает удрать? Часто бывает, что преступники сначала сознаются, а потом передумывают.

Вот я и сидел и думал, как мне все это сделать, вдруг кто-то постучал в дверь. Я сказал: «Войдите!» И вошла пани Ландова. Когда она увидела Кунца с «браслетами» на руках, она посмотрела сначала на меня, лотом опять на него, потом снова на меня и спросила:

— Во что это вы здесь играете?

— В жандармов и преступников, — отвечаю я начистоту. Пани Ландова нахмурилась.

— Непохоже, что играете, — сказала она.

— Мы вживаемся в образы, — выкручивался я. Этим мгновением воспользовался Кунц.

— Можно сказать? — спросил он.

Он сбил меня с толку, но я не возражал.

— Вера, — сказал он. — Это товарищ из уголовного розыска, а я здесь прятал контрабанду. Как видишь, меня попутали, ну не сердись, я тебе об этом ничего не говорил, потому что не хотел тебя в это дело вмешивать. Как-нибудь все обойдется.

Я, конечно, опять сделал глупость. Я дал ему возможность предупредить ее, что он ее не выдал, если она о чем-то знала. Правда, скорее всего она не была замешана в этом, потому что все разъяснилось и встало по местам. На данном этапе для нее в этой афере с часами уже не оставалось роли. Но зачем оправдываться?

Пани Ландова удивленно подняла обе брови и сказала:

— Очень приятно.

Потом она посмотрела на меня с явной брезгливостью, но спросила чрезвычайно холодно и вежливо:

— Простите, могу я видеть ваши документы?

Я предоставил ей эту возможность. Она вернула их, сказав «гм».

Потом осмотрелась и тем же тоном спросила:

— Разрешите сесть?

— Не разрешу, — ответил я вежливо. — В моем присутствии каждый должен стоять на одной ноге, а другую держать в воздухе.

Она села, закурила сигарету, а вторую, зажженную, сунула Кунцу в рот. Потом заглянула в бумаги, я не успел ей помешать.

— Что, уже кончено и подписано?

— Кончено и подписано, — подтвердил я.

Минутку она молча курила, потом посмотрела на Кунца. Он кивнул, подтвердив, что все это правда.

— Простите, но кто-нибудь из вас двоих может мне толком объяснить, в чем дело?

Я попытался.

— Ну, Вашек вам уже сказал. Здесь он прятал контрабанду, я это выяснил. Ничего не поделаешь.

— А Вашек сознался?

— Да, ему ничего другого не оставалось.

Задумавшись, она стряхнула пепел на пол.

— Да, веселенькая история!

Потом немного помолчала. Все мы молчали.

— Извините, — сказала она, обращаясь ко мне. — Каждый выполняет свой долг. Я нехорошо вела себя по отношению к вам, но я убеждена, что вы порядочный человек. Поймите меня правильно, я не хочу вам льстить.

Она посмотрела на меня, вид у нее был очень-очень грустный. Потом снова уставилась в пол и только время от времени поглядывала на меня. Говорила она медленно, очевидно подбирая слова, соответствующие моменту.

— Ваше отношение к преступлениям зависит от вашей профессии. Поверьте, я все понимаю, но постарайтесь и вы понять меня. Есть такие преступления, за которые… Ну, просто можно человека осудить безоговорочно, — преступления против общества. Но бывают и такие, которые хотя и являются нарушением закона, но не приносят конкретного вреда обществу. Они не могут испортить человека безвозвратно. Понимаете меня?

Я ее понимал. Она грустно улыбнулась.

— Я, конечно, рассуждаю как женщина, которая, как вы понимаете, крайне заинтересована в благополучном завершении всей этой неприятной истории. Я понимаю, вы на службе, но, может быть, вы, как человек порядочный, могли бы в данном случае разделить мою точку зрения…