Виталий с наигранной небрежностью спросил:
- А там что, кражонка?
Они сидели рядом на заднем сиденье машины, Лосев и Откаленко, очень разные парни, но все же чем-то неуловимо похожие. Лосев - высокий, еще по-мальчишечьи тонкий, румяно-розовый, с длинными ресницами и пухлыми губами. Был он в светлом, переливчатом плаще и модной светлой кепке, и костюм на нем был модный, хотя и недорогой. И узкий галстук на белой сорочке был завязан тоже модным крошечным узлом. Интеллигентный, изящный какой-то парень был этот Лосев. Мать, между прочим, врач, отец тоже, даже дед был врачом. А сын… Впрочем, мать любит говорить, что и сын лечит людей. Формы болезни порой страшные и весьма опасные для окружающих, заразность повышенная, ну, а методы лечения, лекарства… Тут мать вздыхала и со свойственной врачам в разговоре с больными непререкаемостью добавляла: «Только не огрубей, Витик, не опустись до них, даже в мелочах, в манерах, в языке… Эти словечки…»
Рядом с Виталием сидел Игорь Откаленко, коренастый, смуглый, с тяжелым подбородком и голубыми смышлеными глазами. На нем глухая серая рубашка из шерстяного трикотажа, черный костюм и черный плащ. Он без кепки. Вид строгий, но во всей невысокой, плотной фигуре словно разлита ртуть, и находиться в покое этому парню невыносимо. Откаленко уже лет пять работает в милиции. Он тоже кончал юрфак, и у него с Виталием много общих знакомых.
Вообще они были друзья закадычные. Совпадали вкусы, интересы, взгляды. Оба очень уважали Цветкова, но - между собой - чуть-чуть подсмеивались. Цветков был старше и по званию, и по должности, и по возрасту.
- Кражонка? - переспросил Цветков, усмехаясь. - Это как посмотреть. Там, милый, украли портсигар. Самого этого… Достоевского.
- Ого! Историческая ценность! - заинтересованно воскликнул Откаленко, подаваясь вперед, к Цветкову. - В скупку не понесут.
- Достоевским на Западе очень интересуются, - авторитетно сообщил Виталий. - Повышенный, я бы сказал, интерес. В связи с творчеством. Там мистику всякую любят.
- А много ли у Достоевского мистики? - живо повернулся к нему Откаленко. - Величайший реалист.
- Ну, с налетом, что ли… «Бесы», например.
Виталий был настроен миролюбиво.
- Здравствуйте! Это вещь реакционная. Да! Но мистики там…
- Вот вы об этом и потолкуйте, - снова усмехнулся Цветков. - А о скупке пока рано.
Стоял первый весенний день. После холодных, промозглых ветров и унылых, мокрых снегопадов, в которых больше было дождя, чем снега, впервые солнце, по-весеннему теплое, залило до краев улицы, до самых высоких крыш, захлестнув сверкающим теплым золотом стекла окон. К середине дня уже высохли мокрые мостовые, лишь из-за дворовых оград и подворотен сочились тонкие ручейки, перечерчивая пыльно-серые тротуары. Прохожие выбирали лишь солнечную сторону улиц и шли чуть разомлевшие, невольно замедляя шаг.
В машине стало душно, и Виталий, прежде чем закурить, опустил прогретое солнцем стекло.
- Знать бы, что в этот музей поедем, хоть просмотрел бы сочинения, освежил в памяти, - сказал он. - Неудобно как-то.
- А! Не на семинар едем, - махнул рукой Откаленко и тоже полез за папиросами. Но вместо них он вытащил какую-то бумажку, развернул ее и горестно вздохнул. - Рецепт Алка дала. И конечно, забыл. Черт его знает. Аптека напротив, сто раз мимо прошел.
- Кто у тебя захворал? - не поворачивая головы, спросил Цветков.
- Димка, кто же еще… У него одного гланды остались. Из всей семьи. Говорят, рано вырезать. Года три надо еще ждать. За это время Алка мне всю плешь проест с этими рецептами.
- Пусть сама берет. Мать все-таки, - беспечно заметил Виталий.
Откаленко многообещающе усмехнулся.
- Погоди. Я тебе этот совет еще припомню. Не век тебе холостым ходить.
- Не волнуйся. Я под каблук не попаду. Дудки! И вообще, - Виталий сладко потянулся, - погожу. Не к спеху.
Цветков между тем с неудовольствием думал о том, что эта кража к концу квартала подвернулась совсем некстати. Раскроешь ее не скоро. Обычный вор в музей не полезет, это факт, а необычный… доберись до него. «Повиснет» кража. И будут ему «есть плешь», как выразился сейчас за его спиной Откаленко. А квартал «подбивается» и так неважно. Он представил себе хмурое, недовольное лицо Свиридова. «Бухгалтер, а не оперативный работник», - подумал Цветков. Но мысль о Свиридове возникла и исчезла. Где-то замаячила мысль о Шурке, но, не прояснившись, исчезла тоже. И Цветков с удовольствием, со жгучим, как всегда, интересом вернулся к первой мысли: да, обычный вор в музей не полезет. Что ему этот портсигар! Интересно!..
Читать дальше