Аркадий Адамов: Час ночи. Повести

- Лосев в Центральной справочной, Откаленко тоже.

- Ага. Значит, влез в дело?

- Влез.

- Ну, ну, - Свиридов достал платок, аккуратно развернул и двумя руками вытер потное лицо, словно после мытья. Потом, вздохнув, закончил: - В общем все, что я тебе сказал, остается в силе.

И он грузно направился к двери.

Цветков прошелся несколько раз из угла в угол, заложив руки за спину, и подошел к окну. Около стены, еще, кажется, вчера голый, черный куст уже покрылся зелененькими бусинками лопнувших почек. «При, милый, при! - усмехаясь, подумал Цветков. - Всем чертям назло». Он подмигнул кусту.

Потом Цветков уселся к столу и закурил. Он выработал в себе привычку резко переключать мысли на другое, так, что прежние мысли начисто уходили, захватив с собой все настроения и волнения, с ними связанные. Впрочем, может быть, помогало этому то обстоятельство, что дел и забот у Цветкова всегда хватало, и все они волновали его, все требовали внимания.

…Цветков курил и думал о Шурке. Что с ним делать? Жена каждый день твердит: «Бандитов всяких воспитываешь, а собственным сыном не интересуешься». Ну, это уж перебор, конечно. Но и в самом деле - Шурка стал груб, ленится учиться, вот и курить потихоньку начал. Парень кончает одиннадцатый класс, надо о жизни думать, а он только футбол признает и никаких других интересов. Другие ребята - кто в математических олимпиадах участвует, кто коллекции букашек и бабочек собирает. Вон приятель его, Стасик, тысячи их собрал, книги какие-то читает. А Шурка… Один ветер в голове. А парень неплохой, добрый, честный, это уж он, Цветков, точно знает. Но и воли собственной нет у Шурки. Хороший приятель завелся - и он, Шурка, хороший. А попадется приятель похуже - и Шурка за ним потянется. Ну, как воспитать волю у парня, самостоятельность? Чтобы сам влиял на других? Черт знает что!..

Цветков с досадой размял окурок в пепельнице и поглядел на часы.

Итак, это дело с портсигаром. Странное дело. Украл его кто-то из посетителей. И в книгу, конечно, не записался. Это ясно. Семьдесят четыре человека надо перебрать, это же семьдесят четыре пары глаз! Может, кто чего и видел. И потом надо уточнить с их помощью время исчезновения портсигара. Но из этих людей пока установили только половину. Адская работа. К примеру, некий Плетнин, пенсионер. По Москве их оказалось сто сорок четыре, этих Плетниных, пенсионеров. Кто из них был в тот день в музее? Или Прошин какой-то, студент. Этих Прошиных еще больше. Лосев и еще двое сотрудников с утра до ночи сидят в Центральном справочном бюро. Откаленко там тоже копался вчера полдня. А потом гонял по городу на машине.

В комнату без стука вошел Лосев. Аккуратный, легкий, изящный. А устал. Видно, что устал.

- Федор Кузьмич, через час будет у вас пенсионер Плетнин. Отыскали мы его. - Пухлые губы Виталия были строго сжаты, но глаза под длинными ресницами довольно блестели. - А потом придет…

Цветков невольно улыбнулся в ответ.

- Ну, давай сюда Откаленко и других.

- Идут уже.

- Вот и договоримся обо всем. К вам небось тоже люди придут?

- А как же? Человек двадцать сегодня пропустим. Которых установили.

Виталий опустился на стул около стола, за которым сидел Цветков, и деловито закурил.

- Много тянешь, - неодобрительно заметил Цветков.

- Говорят, лучше пить, - улыбнулся Виталий. - Не так вредно. Но работе больше мешает.

«Чего-то он все эти дни улыбается, - подумал Цветков. - Прямо-таки сияет весь. Вроде по работе сиять пока нечего».

Вошел Откаленко. И опять Цветков поймал себя на том, что любуется своим помощником. Хорошие попались ему ребята! Философы, конечно, насмешники, но положиться можно. Тянут. Конечно, могут и не туда иной раз потянуть…

Откаленко сел и тоже закурил.

В комнату зашли еще несколько сотрудников.

- Можно ассамблею открывать, - сострил Виталий.

В комнату Цветкова кто-то осторожно постучал.

Вошел худощавый, высокий, небрежно одетый человек со сморщенным лицом. Человек огляделся, потом представился:

- Плетнин Афанасий Акимович. Вот по повесточке явился. Лично вручили. Почте не доверили.

Он как-то крадучись подошел к столу и положил на краешек повестку.

- Садитесь, товарищ Плетнин.

Сколько человек прошло перед Цветковым за долгие годы работы в милиции! Кажется, он научился с первого взгляда уже определять, как начинать, как вести разговор. Но изредка попадались люди, которых так вот, сразу, определить было невозможно. Цветков про себя называл их «замкнутыми». Таким был и этот Плетнин. И потому Цветков медлил начинать разговор.