Песах Амнуэль - Расследования Берковича 3 [сборник]

— Но я не спец по рисункам, — возразил Беркович. — А впрочем… Могу я отлучиться? Я имею в виду — съездить в музей?

— К трем будь на месте, — предупредил Хутиэли. — Ты не забыл — совещание у майора?

Эксперта Хана Беркович нашел в кабинете директора музея. Рон с мрачным видом сидел за журнальным столиком, перед ним лежал небольшой лист бумаги, размером чуть больше тетрадного листка, заключенный в тонкую пластиковую рамку.

— Я так и думал, — пробормотал Беркович, бросив взгляд на рисунок, изображавший старого еврея в кипе, сидевшего за столиком в парижском кафе.

Хан поднял на сержанта усталый взгляд и спросил невыразительно:

— Что ты думал? Ты думал, что я не должен был так опростоволоситься?

— Нет, — покачал головой Беркович, присаживаясь рядом с экспертом. — Вы позволите?

Он взял в руки рамку с рисунком и повертел в руках.

— Открывается довольно сложно, — сказал он. — Здесь на клею, а здесь пазы… Понятно. Скажите, Рон, — обратился он к эксперту, — вы доставали рисунок из рамы, когда проводили экспертизу?

— Нет, — буркнул Хан. — Мы только сняли картонку, которая была наклеена сзади, чтобы посмотреть на оборотную сторону рисунка. На ней мы и расписались.

— Тогда все понятно, — хмыкнул сержант. — Хотите объясню, как было дело?

— Да уж, — язвительно произнес эксперт, — сделай милость.

— Все очень просто. В рамке было два листа бумаги, а не один. Верхний — с подлинным рисунком Моне, а под ним — поддельный рисунок. Вы изучили то, что находилось сверху и удостоверились, что рисунок подлинный. А потом расписались… на оборотной стороне подделки. После вашего ухода Дорнье спокойно разобрал рамку, вытащил подлинник и собрал рамку заново. Теперь в ней оказался только один лист — поддельный. С вашими подписями.

Некоторое время эксперт, хмурясь, размышлял над словами Берковича, потом начал осторожно отсоединять друг от друга пластиковые края рамки. Он что-то бормотал под нос, Берковичу показалось, что это были слова «боже, какой идиот…», но возможно, он ошибался.

Вытащив лист бумаги из рамки, Хан принялся внимательно изучать пазы, в которые был вставлен рисунок.

— Да, — сказал он наконец, — вынужден признать, сержант, что вы правы. Нам такое и в голову не пришло. Почему мы должны были думать, что в рамку вставлены два листа бумаги, а не один? Мы же не делали экспертизу на плотность материала… Три дурака.

— Ну что вы, — смутился Беркович.

— А вы-то как догадались? — спросил Хан. — Вы ведь сразу сказали: «Я так и думал».

— Видите ли, — вздохнул сержант, — как раз сегодня мы с инспектором обсуждали похожую проблему… Может ли человек делать два дела сразу? Вот я и подумал: а если в рамке было два рисунка, а не один? Ох, — опомнился Беркович, бросив вгляд на часы, — уже половина третьего, инспектор снимет с меня шкуру, если я не вернусь к трем.

— Спасибо, сержант, — поблагодарил эксперт. — За мной должок.

— Ах, — сказал Беркович, выходя из комнаты, — нам ведь еще работать вместе, вот и вернете.

— Тебе не кажется, Боря, — сказала Наташа, — что в последнее время люди стали какие-то слишком уж агрессивные?

— Ты это к чему? — рассеянно осведомился сержант Беркович, перелистывая газету.

— Это я к тому, — сказала Наташа, — что опять муж убил жену. Что должна была сделать бедная женщина, чтобы заслужить подобное обращение?

— Ты имеешь в виду Галит Орталь?

— Галит Орталь, верно, — согласилась Наташа. — Вот в газете написано: «Шимон Орталь (66) смертельно ранил ножом свою жену Галит (61) во время пикника в лесу Бен-Шемен. Орталь свою вину отрицает, хотя свидетелями убийства стали около двадцати человек, участвовавших в пикнике. Суд продлил срок задержания подозреваемого на семь дней».

— Да, помню я это дело, — вздохнул Беркович, с сожалением откладывая в сторону газету. Он понимал, что, если Наташа заинтересовалась сообщением, то придется рассказывать ей подробности этого нелепого преступления. Беркович и сам знал далеко не обо всех деталях, вел дело инспектор Барнеа, с которым сержант был практически не знаком — здоровались, и только.

— Ну-ка, расскажи! — потребовала Наташа, присаживаясь к Борису на диван.

— Послушай, — запротестовал Беркович, — мы еще с тобой не поженились, а ты уже требуешь, чтобы я открывал тебе служебные тайны. Что же будет потом, когда тебе удастся все-таки повести меня под хупу?

— Боюсь, что мне это никогда не удастся, — грустно отозвалась Наташа, — и придется до самой смерти жить с тобой гражданским браком.