Песах Амнуэль - Расследования Берковича 3 [сборник]

— Слушаю, конечно, — сказал сержант, который все это время продолжал читать с экрана достаточно занудный текст протокола. — Хотите, чтобы я повторил все, что вы сказали?

— Хотелось бы, — буркнул Хутиэли.

— Пожалуйста. «Видишь ли, в Израиле на прошлой неделе гостил известный французский коллекционер Морис Дорнье. Он привозил в галерею…»

— Стоп, хватит! Почему ты скрывал свой талант? И сколько текста ты способен воспринять таким образом на слух?

— Честно говоря, не очень много, инспектор, — признался Беркович. — Хорошо, что вы остановились, я уже начал было сбиваться…

Он оторвал наконец взгляд от экрана и потянулся.

— Дурацкий допрос, — сказал он. — Ничего не доказали, наркотик не нашли. Не понимаю, почему нужно было задерживать этого Гольмана…

— Отвлекись от Гольмана, — раздраженно сказал Хутиэли. — Тут речь о семидесяти тысячах шекелей, а не о травке для завсегдатаев рынка!

— А что с этими шекелями? — удивился Беркович. — Музей отказался платить?

— Нет, конечно!

— Тогда в чем проблема? Я так понимаю, что не в подлинности рисунка?

— Именно в ней, — подтвердил Хутиэли.

— Каким образом? Вы же сказали, что рисунок смотрели два эксперта плюс наш Рон, который на графологии собаку съел.

— Ты будешь слушать или комментировать? — вежливо осведомился инспектор.

— Слушаю, — присмирел сержант.

— Итак, — продолжал Хутиэли, — после экспертизы рисунок был возвращен в экспозицию и висел до конца недели. На исходе субботы Дорнье вернулся во Францию вместе со своей коллекцией. А проданный музею рисунок был помещен в сейф хозяина галереи — разумеется, под расписку и со всеми предосторожностями. В воскресенье из музея приехали два сотрудника и охранник, Рисман, директор-распорядитель галереи, лично передал им рисунок. А вчера, в понедельник, разразился скандал.

— Рисунок оказался подделкой?

— Ты верно понял ситуацию, — подтвердил Хутиэли.

— А подписи? Подписи экспертов и Хана тоже подделаны?

— Вот тут-то весь парадокс этой истории. Подписи подлинные! Те же эксперты, которые осматривали рисунок на прошлой неделе, осмотрели его вновь, когда сотрудники привезли этого Моне в музей. Они были шокированы. По их словам, подделка настолько грубая, что не заметить ее мог бы только студент первого курса. И что поразительно — на обратной стороне этой грубой подделки стоят их подписи! Позвали Хана, и он это подтвердил. Он и свою подпись узнал — без всяких сомнений. Получается, что у всех троих было затмение рассудка, когда на прошлой неделе они удостоверяли своими подписями, что подделку рисовал сам Моне!

— Да, — протянул Беркович. — Действительно, конфуз. Представляю, как сейчас Меир рвет на своей голове остатки волос.

— Черт с ними, с волосами! А профессиональная репутация?

— Подменить рисунок… — начал сержант.

— О какой подмене ты говоришь? — рассердился Хутиэли. — Только что ты ссылался на замечательную память. Ты что, не помнишь? Я сказал: на одной стороне листа поддельный рисунок, а оборотной — настоящие подписи экспертов и Хана! Настоящие, и от этого факта никуда не уйдешь!

— Во Францию сообщили?

— Что сообщать? Когда Дорнье был здесь, три человека в его присутствии удостоверили подлинность рисунка. Вариантов, как ты понимаешь, всего два. Либо за эти дни кто-то стер рисунок Моне и нарисовал свой, либо у экспертов и Хана было помрачение рассудка. Первое предположение — чушь, а второе — бред.

— И следовательно, — сказал Беркович, — существует третий вариант, который вы не рассматривали.

— Какой? — пожал плечами инспектор. — Не вижу третьего варианта. И Хан не видит. Он вторые сутки изучает рисунок так тщательно, как не изучал даже ТАНАХ, когда учился в ешиве.

— И что? — заинтересованно спросил Беркович.

— Ничего. Подпись стоит на обороте подделки.

— Рисунок в музее или у нас в управлении? — спросил сержант.

— В музее, конечно. И Хан в музее. Если так пойдет дальше, он в этом музее поселится в качестве экспоната, и полиция потеряет выдающегося эксперта.

— Выдающегося, — с сомнением пробормотал Беркович. — Элементарную аферу раскрыть не может.

— Элементарную, говоришь? — возмутился Хутиэли. — И в чем она состоит, в таком случае?

— Откуда мне знать? — пожал плечами сержант. — Но то, что все должно быть элементарно, это совершенно очевидно.

— Да? Может, ты и раскроешь эту аферу? — не на шутку разозлился инспектор. — А то ты сегодня слишком много теоретизируешь.