Стюарт Макбрайд - Темная земля

Кто-то, насвистывая, прошел по коридору.

– Это все старший инспектор Стил. – Он произнес ее имя так, словно оно отдавало кислотой. – Эта баба подставила меня. Украла мой ноутбук, загрузила в него всю эту мерзость, а потом меня арестовали. – Он схватился за голову. – Эта Стил… Она уже столько лет имеет на меня зуб. И вот ей пришло в голову подшутить надо мной. Но ведь это же моя жизнь !

– Почему?

Уоллес поднял на него глаза.

– Что?

– Почему она сделала все это?

– Да не знаю я! – Он снова протер рукавом глаза. – Если б знал, я бы вам сказал, но я не знаю. Я никогда ничего такого не делал. Не делал.

Логан склонил голову набок.

– А что вы скажете насчет Клаудии Бородитски?

Уоллес отреагировал так, словно его ударили. Откинулся на спинку стула, сморгнул выступившие слезы.

– Я никогда до нее не дотрагивался. Никогда. Вы спросите у нее – это все ложь. Она ведь забрала заявление. – Он ткнул тонким пальцем в столешницу. – Это я должен был подать на нее в суд. Привлечь за ложные обвинения. В данном случае жертвой являюсь я.

Да, это так.

– Это не справедливо. – Он потянулся через стол. – Я никого не насиловал, и я не загружал детское порно в свой компьютер. Клянусь могилой матери, эта морщинистая старая сука подставила меня.

Вот так-то, вспышка настоящего Джека Уоллеса: агрессивного, ненавидящего женщин, взбешенного и страдающего поддонка, приверженца гендерной дискриминации. Лгуна и проныры. Пытающего снова избежать правосудия.

Ну уж нет, только не сейчас.

Логан встал.

– Мы закончили.

Логан расстелил на столе «Абердинер Экземинер» и выложил на газету пистолет. Сделал еще один глоток «Балвени», подержал во рту, дождавшись, когда приятная горечь подействует на затекшие десны и язык.

Голубые нитриловые перчатки поскрипывали, соприкасаясь с металлом, когда он разбирал эту штучку, чтобы почистить. Он сделал всего три пробных выстрела, но ствол и внутри, и снаружи был покрыт налетом копоти.

От двери донесся слабый, чуть слышный звук, и маленькое пушистое тельце закрутилось между его лодыжек. Он наклонился, чтобы погладить котику ушки, но остановился. Перчатки. Вряд ли Ктулху понравится.

– Прости, малыш. Папа сейчас очень занят.

Глаз уперся в газету. Ну да, в тему. Очерк о школьниках, обнаруживших тело бездомного человека в пруду. Заголовок: «Травмирующее для психики испытание». Фотография мальчишек— улыбаются во весь рот. Таких травмируешь, как же…

Логан отвел затвор и вернул на место. Все в порядке.

При условии, что у него хватит решимости спустить курок.

Застрелить человека, должно быть легче, чем забить до смерти ритуальным камнем. Должно быть… Вот и узнает.

Его руки дрожали, когда он укладывал пистолет обратно в ящик.

Он снял перчатки и положил в пустой мешок. По законам жанра, их надо облить отбеливателем и бросить в контейнер для собачьих экскрементов где-нибудь подальше от дома. В общем, туда, где никому не придет в голову искать.

Нагнулся, шепотом выругался – боль, – взял Ктулху и прижал теплое подрагивающее тельце к груди.

– А сегодня папочка кого-то убил…

Почему-то в книгах и фильмах подобные ситуации преподносятся по-другому. Герой подвергается нападению, убивает злодея, отпускает по этому случаю веселую шуточку, и дальше всё идет своим чередом. Те, кому пришлось убить кого-то, никогда не выглядят так, словно у них прорезали дыру в грудной клетке и заполнили ее замороженным гравием.

Он поцеловал Ктулху в лобик.

– Сейчас дам тебе что-нибудь покушать.

Таблетки нурофена выскочили из блистерной упаковки. Логан плеснул еще виски и запил обе. Затем склонился над стоящей на полу картонной коробкой.

Разложил на кровати темно-красную, с черными вышитыми розами юбку Саманты, заправил ее под кожаный корсет. Добавил вызывающие сапожки до коленей с золотой шнуровкой, смахивающие на сапоги, в которых топали по Европе солдаты Наполеона. Черные кожаные перчатки. Косметичка с застежкой-молнией, в которой хранились все ее кольца, включая пирсинговые. Он положит ее туда, где будет покоиться голова Саманты.

– Вот так. В этом наряде ты была на свадьбе Ренни. Ты будешь просто отлично выглядеть в гробу.

Он присел на кровать. Взял перчатку, словно это была ее рука.

Устремил пристальный взгляд на стену.

Очертания начали размываться.

Засмеялся, ребром ладони прикрыл глаз.

– Для меня эта неделя и вправду, и вправду, и вправду дерьмовая.