Татьяна Степанова - Умру вместе с тобой

– Или вообще ничего не было.

– Я не только для себя хотела это найти. Но и для музея тоже.

– Только вот про музей не надо. Оккультные тайны – это ведь что-то очень интимное, правда, Серафима? – спросил Миронов. – Это сродни мастурбации, это тайком, только для собственного удовлетворения. А еще идиотом меня называли там, в музейном зале.

– Раз выследили меня здесь, значит, не идиот.

– А там?

– Где?

– На автобусной остановке?

– Да не была я ни на какой автобусной остановке! Я приехала сюда. Хотела ночью это сделать, когда никого нет кругом.

– Ваш плащ насквозь промок от дождя.

– Это потому, что у меня колесо спустило прямо на Ленинградке. Чертово колесо. Я его меняла под дождем!

– И кто-то вам помог? Кто-то остановился?

– Кто сейчас остановится?

– Значит, алиби нет.

– Я никого не убивала. Я не убийца. Я ученый. Я просто пыталась найти ответы, которые важны. Это же великое чудо. Пусть и страшное. Но это нечто невероятное.

– Большой секрет?

– Тайна.

– А если ничего нет? Все – мираж?

– А тогда почему ее убили? – спросила Серафима. – Почему убили Афию?

Они забрали ее из дома. И отвезли в УВД. Миронов оформил протокол задержания. Причина – проникновение в чужой дом, подозрение на покушение на кражу. Пока только так.

Он спросил у Кати:

– Ну как, это она была там, на остановке?

– Не знаю.

– Многое сходится в вашем описании.

– Да… только, Володя, я честно не знаю. Скажи я «да» сейчас – вы посчитаете это дело раскрытым?

– Только не я. Следователь.

– Тогда я промолчу.

– Для следствия пока и случай с домработницей – всего лишь дорожная авария, наезд, – объявил Миронов, помолчав. – Так пока будет лучше.

– Надо подождать. Может, Динара придет в себя. Расспросим ее подробно.

– А если не придет в себя? У нее черепная травма. Ей же операцию делают, как инсультнику. Кто поручится, какой будет результат?

Обо всем этом Катя думала на обратном пути в Москву. Она ехала очень медленно. И все время пыталась сосредоточиться только на дороге. Но получалось это у нее неважно. И состояние свое она не в силах была описать: усталость, опустошение, страх, потерянность, растерянность, полное непонимание происходящего, неспособность свести хоть какие-то концы с концами… Где эти концы? Ну где?

Она спала, ощущая себя в какой-то яме, вырытой в темном, древнем, непроходимом лесу – яме-ловушке, выкопанной неизвестно кем и для кого. Для зверя ли свирепого или чудовища лесного? Шел дождь. Тропический ливень. И со стен ямы текло. Она наполнялась мутной водой. И Катя плавала в ней, барахталась, а со стен валились первопредки : люди-сколопендры, люди-богомолы, люди-термиты. Катя кричала, она уже захлебывалась в грязной жиже, в этом первобытном бульоне. И кто-то подполз к яме. Заглянул в нее сверху.

Темное лицо, рассеченное шрамом…

Белые глаза, выпуклые черные зрачки…

Зубы… Они клацнули, сомкнулись, словно в предвкушении ночного пира.

Катя проснулась от своего крика.

Постель вся промокла от пота. Подушка влажная, простыня тоже. И ночная шелковая комбинация – хоть выжимай. Катя стянула ее через голову. И сразу пошла в душ.

И здесь ливень…

Горячий…

Закутавшись в махровый халат, она прошла на кухню и лишь тогда глянула на таймер духовки – время восемь утра. Она набрала номер Сергея Мещерского.

– Сережа…

– Да… Кать, это ты? – осипший со сна Сережка Мещерский.

– Я.

– Что еще стряслось?

– У нас еще одна попытка убийства. И еще один задержанный. То есть еще одна. Серафима из музея.

– Катя, давай все по порядку.

– Не могу по порядку. Где он, этот порядок?! Сереж, мне страшно… я боюсь… Не хочу быть сейчас одна.

– Хорошо, я сейчас к тебе приеду. Только соберусь быстро.

Катя всхлипнула. Заплакала, уже не таясь. Золотое сердце… Великодушный… отважный… У кого еще есть такие друзья? У кого еще были такие друзья? Такие, как он?

Катя чувствовала себя абсолютно опустошенной и морально, и физически. Она написала шефу, что сегодня занята расследованием и в пресс-центре не появится.

Мещерский приехал через сорок минут. И не с пустыми руками – купил в «Азбуке вкуса» свежих горячих круассанов, плюшек, улиток с корицей.

Катя, нахохлившись, закутавшись в свой махровый халат, бледная, растрепанная, сидела за столом. А он начал хлопотать. Типа, надо сначала позавтракать, успокоиться, взять себя в руки, а потом ты мне все, все расскажешь…

Он уговаривал ее, как ребенка.